Ледяная кровь. Полное затмение

безумное беспокойство. Теперь, когда Матильда умерла, как она сумеет выполнить обещание чести, данное камерленго? В голове Од зародились неприятные, но настойчивые сомнения. Совпадения становились такими закономерными, что Од постепенно охватывал суеверный страх. Неужели Аньес де Суарси пользовалась божественной поддержкой, если все попытки погубить ее оказывались обреченными на провал? Как ни странно, Од не удавалось возненавидеть Аньес. Правда, ненависть была таким же сильным чувством, как и любовь. А мадам де Нейра опасалась сильных чувств, навсегда изгнав их из своей жизни. Благодаря Анжелике она вновь почувствовала нежность. И вскоре к ней придет любовь, настоящая любовь, она это чувствовала. Что же такое придумать, чтобы раз и навсегда избавиться от дамы д’Отон? Она могла бы превратить Анжелику в грозную отравительницу. Возраст и непорочная чистота девочки ни у кого не вызвали бы подозрений. Нет, никогда. Она убережет Анжелику от любого зла. Вдруг ее затуманенное сознание озарила счастливая мысль. Она сама. Ни Аньес д’Отон, ни ее слуги никогда не видели Од. Просто надо любой ценой избежать встречи с монахинями Клэре. В конце концов, самым лучшим исполнителем собственных планов, особенно когда речь идет о преступлении, бывает тот, кто их составил.

— Пусть будет проклята эта идиотка! Если бы глупая гусыня была еще жива, я с удовольствием отхлестала бы ее по щекам, чтобы полностью успокоиться, — прошипела Од, топнув ногой.

Ответом ей были жалобные всхлипывания.

— О, моя сладкая... Я заставила вас пережить неприятные минуты... — Мадам де Нейра, изобразив радость, которой совершенно не испытывала, предложила: — Идите ко мне, моя дорогая. Я почитаю вам сказку. Историю прекрасной принцессы, такой как вы. Прекрасные принцессы никогда не должны интересоваться недостойными занятиями.

Плющильщик¹²⁷, так и не снявший кожаный фартук, медленно пил вино маленькими глотками. Он аккуратно сложил упленд из грубой шерсти, подбитый заячьим мехом, на соседний стул. Завсегдатаи таверны «Одноглазый кот» хорошо понимали, что это означало: посетитель не хочет, чтобы к нему подсаживались. Особенно если речь шла о болтунах, горящих желанием плюхнуться за стол, чтобы затем спросить у незнакомца, не мешает ли ему их навязчивое присутствие.

Наконец тот, кого он ждал, вошел в таверну. Плющильщик приветствовал его улыбкой.

Аньян снял плащ, насквозь промокший под ливнем, вздохнул с облегчением и прошептал:

— Ры...

— Тише... Здесь я для всех Франсуа. Садитесь, мой славный Аньян. Благодарю Бога за радость, что вновь вижу вас.

— Признаюсь вам, послания, которыми мы обменивались после вашего отъезда на Кипр, в которых я сообщал вам новости о графине, служили мне надежной поддержкой. Знаете ли, ры... Франсуа, в Доме инквизиции, где постоянно царит суета, я неожиданно обнаружил пустыню одиночества. Разве это не грустно, что я вдруг понял, что у меня нет друзей, ни одного человека, которому я смог бы довериться, кроме вас? А ведь я был знаком с вами всего несколько часов, и к тому же вы были так далеко.

— Грустно? Не думаю. У нас есть друзья, которых мы заслуживаем. По сути, вы ведете строго упорядоченное существование, определяемое законами и приказами других людей. Ваши друзья похожи на вас. Вы, поставив свою безопасность под угрозу, примкнули ко мне, чтобы вести бесконечную битву с тьмой. А ведь очень мало найдется таких, кто способен на это. Люди смутно чувствуют, что мы не такие, как они, и сторонятся нас, поскольку мы вносим смятение в их умы. Я не осуждаю их. Тем не менее мы не одни, Аньян. Нас множество. Выпьем за величие людей.