Ледяная ловушка

Когда едешь на подъемнике вверх, то под тобой все время гора, пусть даже и в тридцати-сорока метрах, а когда спускаешься, то склон резко уходит вниз и ты оказываешься парящим на огромной высоте. Во всяком случае, ощущение точно такое же. А еще добавляется чувство безопасности, свойственное только птицам, потому что ни один летательный аппарат, созданный человеком, не дает абсолютной гарантии мягкого приземления.

Даже разговаривать ни о чем не хотелось, и, только добравшись до земли, Алиса намекнула Тонику:

— А ведь сегодня праздник.

— Мы вас будем поздравлять сегодня в пять часов в комнате отдыха, — смущенно проговорил Тоник. Затем он вытащил из кармана и протянул ей небольшой, отполированный дождем и ветром прозрачный камень. — А это тебе.

— Какая прелесть! — восхитилась Алиса. — Где ты его нашел?

— Там таких уже не осталось. Это единственный экземпляр.

— Спасибо, — растрогалась Алиса и поцеловала Тоника в щеку.

— А это от меня, — протянул ей Профи аудиокассету.

— Спасибо, Павлик, — и она чмокнула его тоже. — А что у тебя там записано?

— Пение птиц Баксанского ущелья. Приедешь в Москву — вспоминать будешь.

— Спасибо, ребята. Но какая я все-таки нехорошая — сама на подарки напросилась.

— Мы все равно хотели тебе их вручить, только в торжественной обстановке, вечером, — сказал Профи.

— А мне кажется, здесь самая торжественная обстановка и есть, — засмеялась Алиса.

— Все равно мы тебя будем поздравлять еще вместе со всеми. Ты придешь с мамой?

— Конечно.

Глава XXII ГРАФИНЯ, МНЕ ПРИСНИЛИСЬ ВАШИ ЗУБЬЯ

Подготовка к празднику началась сразу после обеда. Всех женщин уложили спать, чтобы не мешались.

Мужчины раздвигали столы, готовили салаты, открывали консервы, рубили колбасу, расставляли бутылки с напитками. Уже к четырем часам все было готово. Оставалось привести себя в порядок.

Солдатов, успевший переодеться раньше всех, перевязывал розовой ленточкой букетики из барбариса. На стенах висели его карикатуры, посвященные женщинам. Один из стульев стоял у стены, на которой висело объявление: «Дружеские шаржи, ГЛАЗАМИ ВЛЮБЛЕННЫХ МУЖЧИН, Солдатов». Над другим стулом было написано: «Хиромант Гоша. ПРЕДСКАЗЫВАЮ ЛЮБОВЬ И СЧАСТЬЕ В СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ. СПЕШИТЕ!»

В пять часов женская половина группы, источая изысканные ароматы и блистая немыслимыми прическами и нарядами, собралась у входа в комнату отдыха. Зазвучала музыка, дверь распахнулась, и дам пригласили войти.

Каждой из них при входе Солдатов вручил по букетику из барбариса.

— Какой очаровательный веник, — негромко сказала Алиса маме.

— Милые дамы, — обратился ко всем Солдатов, — эти скромные, неказистые веточки могут подарить вам множество нежнейших, изумительных цветов, если вы, возвратись в Москву, поставите их в воду. Можете считать, что это действующая модель ваших отношений с мужчинами.

— То есть вас нужно тоже сажать в воду? — немедленно отреагировала Лариса.

— Нет, нас нужно обильно поливать пивом, — захохотал Борис.

— Просим всех к столу, — перекрывая шум, торжественно провозгласил Солдатов.

Женщин рассадили таким образом, чтобы они могли, не выбираясь из-за стола, наблюдать за «культурной программой». Самым юным предназначался сладкий, детский стол.

— Я буду краток, — поднял Солдатов бокал с шампанским. — Пусть это прозвучит банально, но, чем больше я живу, тем больше убеждаюсь, что всем самым лучшим в себе я обязан женщинам. Часто великое и смешное, нелепое и ужасное совершается мужчинами только ради одного взмаха ваших ресниц. И я не был исключением. Но даже в самых моих безумных поступках, совершенных ради любимой женщины, потом находился неожиданный для меня самого высокий смысл. Так выпьем за это неуловимое нечто, делающее нас мужчинами. За вас, дорогие женщины!

За этим тостом последовали другие, и скоро все расслабились и развеселились. Можно было начинать представление.

— Первым номером нашей программы будет инсценированная песня, — громко объявил Солдатов.

Закаленный солнцем и продутый ветрами всех вершин России и дружественных стран, самый опытный горнолыжник в группе Андрей Степин уселся на стул посреди комнаты, а позади него Авдеев и Гоша легли на пол, накрывшись простынями.

— Графиня, мне приснились ваши зубья, — запел Андрей, а Авдеев с Гошей, как ваньки-встаньки, приподнялись навстречу друг другу. Волосы у них стояли дыбом.

— Как будто бы я мчусь на вороном, — Авдеев оседлал Гошу, изображая скачущего всадника. — И хвост его, как хризантемы с клумбы, напоминает мне о вас и о былом.

Авдеев извлек на полном скаку из-под Гоши пушистый мохеровый шарф, свернутый в виде хвоста, и зарылся в него носом.

— Прошу вас, ваша честь, вниманья маломальского,
Не то я вымру весь, как лошади Пржевальского.

Запели они все вместе, а всадник с лошадью, встав на колени и тряся по-цыгански руками, двинулся прямо на хохочущую публику. Остальные два куплета шли под обвальный хохот, а последний припев потонул в аплодисментах.