Ледяная принцесса

Уже вечером стало ясно, что хоть леди Ирлид и останется жива, но появляться при дворе более не сможет. Вердикт лекарей звучал ужасно. Кожа на голове, там, где раньше были густые, чёрные волосы, обгорела, и местами проглядывали кости черепа. Большая часть лица была изуродована ожогом и леди лишилась одного глаза. Уже вечером её отправили в обитель к исцеляющим, потому что ей нужны были постоянный уход и обезболивающие заклинания.

Однако, она была жива, а значит лорд не смог бы жениться повторно. К тому же, именно леди принесла в их семью земли и замок, за счёт которых жил лорд Дартан. В случае её смерти или признания брака недействительным, так как она теперь до последнего вздоха будет жить в полусне, земли, как её приданное вернутся её семье. Ведь дочерей, которые могли бы наследовать материнскую долю, как например я за своей мамой, в семье лорда не было.

Так что лорд будет выворачиваться из кожи вон, но продлевать жизнь леди Ирлид как минимум до моего совершеннолетия. Но это лишало его возможности получить ещё одного законного наследника. А у его сына дар толком не пробудился. Как и у отца, у Гардена лишь вырывались небольшие искры.

Ни лорд, ни его сын не могли даже открыть замки в кабинете отца, где почти всё завязывалось на сочетание крови и магии. К сожалению, в законе ничего не говорилось об обязательности пробуждения дара у мужчин, чем и пытался воспользоваться теперь уже регент. Регент и мой опекун.

Только это было совсем ни тем, чего желал дядя, подстраивая гибель моих отца и брата! Сейчас, когда я замерла у того самого слухового отверстия, благодаря которому узнала о роли дяди в том горе, что пришло в нашу семью, я прекрасно слышала и видела, как он вымещал свою злобу на мебели и даже стенах. Подставка для ног и даже тяжёлое кресло валялись обломками у стены, в которую их швырнул лорд Дартан, сыплющий проклятиями в адрес моего отца, матери и императора.

Ведь теперь он не мог убить бывшую королеву, не мог начать готовить моё убийство, распуская слухи о моём слабом здоровье. Иначе император тут же заберёт меня ко двору, выдаст замуж за кого следует, и как минимум до совершеннолетия моих сыновей, он может и не мечтать даже о месте регента. Потому что наместником этих земель император явно поставит своего человека. Видела я, и как дядя отдал приказ тщательно за мной следить. Он хотел узнать, с кем я дружу, к кому привязана, на кого рассчитываю.

— Она всего лишь ребёнок, глупая девчонка! — повторял он престарелой служанке, которую моя мать уже грозилась отослать от замка за склочный нрав и рукоприкладство. Старая Марти часто позволяла себе оттаскать за косы младших служанок или нахлестать по щекам служкам. — Она сама себя выдаст. Да даже просто и не догадается скрывать!

Следующие несколько месяцев были для меня тяжёлыми. Старуха Марти всё время была рядом, старалась сунуть свой нос в мои вещи, присутствовать при каждом моём разговоре. Приходилось капризничать и закатывать истерики, крича, что я принцесса и мне не нравится Марти, потому что она старая, страшная и плохо пахнет.

Были у меня и учителя. Я учила этикет и танцы, были занятия по верховой езде, словесности… Но ничего и близко похожего на экономику или управление государством в моём обучении не было. Даже история шла по моему желанию. То есть хотела, читала, хотела, нет.

Помня о словах дяди, я не заводила питомцев и старалась со всеми держаться на расстоянии. И так несколько слуг стали жертвами различных неприятных случайностей. Причём именно те слуги, что открыто были добры ко мне. После этого я старалась избежать подобного. Не улыбалась, не разговаривала, ни как не выделяла никого и не показывала хорошего отношения. Очень скоро я приобрела репутацию высокомерной и капризной девчонки.

Но со временем контроль за мной снизили. Опекун даже заменил старую Марти на Хеллу. И заодно выдал мне в руки козырь, который я тщательно берегла.

Тогда пришло первое из десятков приглашений провести очередные праздники при дворе императора. Дядя тогда даже растерялся. А я, укрепляя мнение о себе, как о глупенькой и недалекой, соскочила со стула и подпрыгивала, хлопая в ладоши.

— Конечно, конечно, конечно! — верещала я, изображая восторг. — У меня будут красивые платья, красивая причёска, красивая комната и красивые служанки! А на завтрак будут пироженные! Наверняка! И не одно! А не эта ваша гадкая молочная каша! Да ещё и с противным маслом!

О том, что я не люблю кашу, я говорила уже не впервые, и именно поэтому на завтрак подавали именно её. Откуда бы дяде знать, что овсяную и рисовую кашу, сваренную на молоке и с топлёным маслом, я могла есть десять раз в день и за обе щёки? А вот повар знал. И видимо догадывался о моём актёрстве. Потому что каша была всегда неизменно вкусной и именно как я люблю, едва-едва подслащённая.