— К сожалению, мы вынуждены вернуться к самому началу и снова искать подозреваемого в убийстве Александры. Должен сказать, Андерс в этой роли выглядел очень многообещающе, но теперь дело приняло совсем другой оборот. Патрик, тебе надо заново просмотреть все имеющиеся у нас материалы по делу об убийстве Вийкнер. Прочитай и перечитай все еще раз, обращая внимание на любую, пусть даже самую мелкую деталь. Где-то в материалах есть улика, которую мы упустили.
Мелльберг услышал эту реплику в детективном сериале, запомнил и придерживал для такого случая.
Один Ёста пока еще не получил задания. Мелльберг посмотрел на щит у себя за спиной, немного подумал и потом сказал:
— Ёста, тебе надо поговорить с семьей Александры Вийкнер, может быть, они все же скрывают что-нибудь. Спрашивай о друзьях, о врагах, детстве, отрочестве — обо всем. Поговори и с родителями, и с сестрой. Но разговаривай с ними только поодиночке, с глазу на глаз. Исходя из моего опыта, так из людей можно вытянуть больше. И еще: поезжай вместе с Молином, когда он будет разговаривать с мужем.
Ёста заранее согнулся под тяжестью ярма конкретной работы и тяжело вздохнул — не потому, что задание грозило оторвать его от гольфа (в середине холодной зимы), но за последние годы он привык не утруждать себя хоть какой-нибудь настоящей работой. Ёста почти до совершенства довел искусство казаться занятым, в то время как на самом деле сидел за включенным компьютером и раскладывал пасьянсы, чтобы убить время. Именно поэтому задание, требующее получения конкретного результата, он воспринял как непосильную ношу. Все, конец свободы. Наверняка за сверхурочные ничего не заплатят. Хорошо, если хотя бы компенсируют бензин до Гётеборга и обратно.
Мелльберг похлопал в ладоши, подгоняя их приступить к делу поскорее.
— Давайте, давайте, пошустрее. Мы не можем позволить себе сидеть на заднице, если хотим раскрыть это дело. Я рассчитываю, что на этот раз вы по-настоящему поработаете, а не так, как раньше. Что касается свободного времени, то оно у вас появится, когда закончим дело, а до тех пор будете работать столько, сколько я сочту нужным. Вот так.
Может быть, кому-то и не нравилось, что его подгоняют, как маленького ребенка, но никто ничего не сказал. Все поднялись, взяли стулья, блокноты, ручки и прочее. Задержался только Эрнст Лундгрен, но Мелльберг, вопреки своему обыкновению, не стал выслушивать его льстивые замечания и тоже выставил из кабинета.
Это был очень плодотворный день: хотя он ошибся в расчетах и его первый кандидат на роль подозреваемого в убийстве Вийкнер завел расследование в тупик, все же выходило, что один плюс один в сумме давало больше двух. Одно убийство — это событие, а два убийства в таком маленьком поселке вообще становились сенсацией. И если раньше Мелльберг чувствовал, что раскрытие дела Вийкнер — верный билет обратно в Гётеборг, то теперь он твердо знал, что после того, как он расследует серийное убийство, у него будут в ногах валяться, умоляя вернуться обратно.
Предаваясь лучезарным мыслям о своем будущем, Бертель Мелльберг откинулся на стуле, отработанным жестом сунул руку в третий ящик, достал пакетик M&M's и с удовольствием высыпал в рот. Потом он сложил руки на затылке, закрыл глаза и решил позволить себе немного вздремнуть — все равно скоро обед.
После того как Патрик ушел, она попробовала поспать пару часов — ничего не получилось. Слишком много чувств теснилось у нее в груди, и она только металась по кровати туда-сюда. В уголках ее рта прочно поселилась улыбка, и она улыбалась все время. Эрика чувствовала себя преступницей из-за того, что была так счастлива. Ощущение счастливого приобретения было таким сильным, что она едва понимала, что ей с собой делать. Она повернулась на бок и положила правую щеку на руку.
Все сегодня казалось светлее: убийство Александры, книга, которая продвигалась с трудом и которую нетерпеливо ждали ее издатели, боль от утраты родителей и не меньшая боль от предстоящей продажи дома ее детства — все сегодня переносилось много легче. Проблемы не исчезли, но Эрика впервые за много дней поверила, что ее мир не провалился в тартарары и что она справится с любыми трудностями, которые встанут у нее на пути. Подумать только, какая огромная разница, сколько всего переменил один день, двадцать четыре коротких часа. Вчера в это же самое время Эрика проснулась с тяжестью в груди, проснулась с мыслями о своем одиночестве, от которых не могла избавиться, а сейчас она буквально физически чувствовала ласковые прикосновения Патрика на своей коже. Слово «физически» в действительности здесь не подходило — слишком ограниченное, слабое. Она понимала всем своим существом, что ее одинокое «я» стало «мы». Тишина в спальне наполнилась покоем, хотя раньше казалась пугающей и бесконечной. Эрика уже скучала по Патрику, но знала, что, хотя он сейчас не здесь, он думает о ней.