Он отклонился в сторону, и у меня подкосились ноги – наверное, от жары и усталости. Я тряпочкой сползла Тёме в руки и запоздало подумала, что не стоит доверять человеку, которому есть, за что тебе мстить. Я же ранила его в поезде…
Мысли замедлились и загустели, как сладкий сироп. Последняя была почему-то о том, что Антон точно удержал бы меня. Он только с виду такой… хлипкий? Простой? Посредственный? Нужное слово никак не находилось. Лампочки над нами мигнули золотом, а потом все стерлось. Мир погрузился в тишину.
***
Сон
Из-за деревьев видно, как блестит и переливается ручей в бликах закатного солнца. Тихо поет он нежную песнь, зовет меня подойти ближе. Я бреду по петляющей тропинке, утопая босыми ногами в мягком ковре из хвои и листьев. В груди разливается тихая радость, в ушах звенит серебряный перелив.
Высоко в небе раздаются взбудораженные голоса, напоминая о том, что я так долго хотела забыть.
– Она не дышит.
– Выйди вон, если молчать не можешь! Я почти закончила.
Ручей журчит совсем близко. Ноги утопают во мхе. Из-за дерева на берегу появляется знакомый силуэт. Рукава сорочки закатаны до локтей, мускулистые руки человека, привыкшего к физическому труду, сложены на груди. Тень скрывает лицо, из всех черт выделяя только квадратный подбородок с ямкой.
Наконец-то. Наконец-то я сделаю все правильно.
Кто-то трогает меня за плечо. Нет! Не мешайте. Не сейчас, когда я наконец его нашла. Мне нужно к дубу на берегу. Или это клен? Какая разница. Главное, ближе к нему – и заодно подальше от неугомонных голосов.
– Она не просыпается.
– Дай ей время.
– Какое к матери время! Она может исчезнуть.
– Исчезнуть?
– Вера, не смей снова это делать!
Почему я все еще их слышу? Здесь должны остаться только мы вдвоем с Эдгаром.
– Ну-ка расскажи.
Ветерок ласково треплет волосы, ручей призывно сверкает на солнце. Я иду, не останавливаясь, не позволяя себе даже перевести дыханье. Блики на воде ускользают, заросший берег смещается. Один Эдгар как будто не двигается и не становится ближе. Как застывшая картинка. Тяжелые изумрудные кроны цепенеют на фоне розовато-сизого неба. Если они не двигаются, то откуда ветер?
– Она может поверить во что-то, и это случится. Когда-то она она поверила, что ее и ее парня больше нет на свете, и они исчезли.
Я останавливаюсь у ближайшего дерева. Пальцы гуляют по шершавым рытвинам, больше напоминающим поры. Под слоями коры едва ощутимо пульсирует жизнь. Хотите вытащить меня отсюда? Правды хотите? Ну получайте.
Ладонь прижимается к коре, и из самого моего нутра выливается холод, змеей сворачиваясь в сердцевине ствола.
– Не смей, – звучит женский голос, прозрачный и острый, как стекло, и небо надо мной идет трещинами.
Ручей растворяется в тумане, солнце меркнет. Моих губ касаются прохладные мягкие губы, и я просыпаюсь.
***
– Не смей брать жизнь в мое время.
Надо мной склонилось красивое лицо в обрамлении платиновых волос. В ушах подрагивали сережки-капельки. Юля позволила мне рассмотреть крошечные морщинки под слоем тональника, тонкие черные стрелки в уголках глаз и отстранилась. Рядом тут же возникло тревожное лицо Антона.
– Живая?
Я неуверенно кивнула. Тело было тяжелое, как после долгого заплыва. По ощущениям я лежала на чем-то мягком. Под головой точно была подушка, под ладонями – ворсистая поверхность. Похоже на диван.
– Я, что, упала в обморок? – сипло спросила я.
Голос на месте. Уже что-то.
Я приподнялась на локте и огляделась. Небольшая комната утопала в грифельных тонах, под потолком горела единственная лампа, распространяя мягкий свет. В одном углу стоял стол, в другом – глубокое изумрудное кресло. В кресле, скрестив руки под подбородком и остановив на мне задумчивый взгляд, сидел Тёма. Рубашка на нем уже не казалась свежей, взмокшие пряди, выбившиеся из хвостика, прилипли ко лбу.
– Типа того, – Юля обошла стол, села в крутящееся кресло и закинула ногу на ногу. Пышная красная юбка платья задралась к худым натренированным бедрам. – Но уже все хорошо. Я тебя вытащила.
Вытащила? Я нашла глазами Антона, но его лицо превратилось в восковую маску. Убийца Хельги нашел меня? Или это действительно был обморок?
Я попробовала сесть, но потолок закружился перед глазами.
– Как там эта новенькая, оклемалась? – дверь распахнулась, и в комнату ввалился Леша, на ходу расстегивая рубашку. – Жрать хочу, не могу! Ого, – он остановился на пороге. – Я что-то пропустил?
Юля и Антон одновременно качнули головой, Тёма вообще не пошевелился.
– Как прошел остаток урока? – поинтересовалась Юля.
– В лучшем виде, – Леша подошел и быстро прижал ее маленькую ручку к губам. – Тебя очень не хватало.
Так. Здесь определенно становилось слишком людно. Лучше задам свои вопросы Антону наедине – и заодно глотну свежего воздуха.
Я спустила ноги с дивана. Комната опасно накренилась, и мне пришлось прижать лоб к коленям, чтобы унять головокружение. Чья-то широкая ладонь опустилась на затылок.
– Не вставай.
От голоса Антона стало легче. Я сделала несколько глубоких вдохов через нос, как он учил, и попыталась расслабить плечи.