Ледяная свадьба

–Я велю принять меры к тому. И благодарю вас, господин Либман, что донесли о злодействе сем.

Либман после этого откланялся. Ушаков срочно вызвал своего секретаря Ивана Топильского. Тот я вился по зову начальника.

– Все, что есть у тебя, Ванька, бросай. У нас кляуза на кабинет-министра Волынского. Чуешь, каким делом пахнет?

– Волынский в фаворе у государыни, Андрей Иваныч. Опасно с ним связываться.

– Ништо! Он в заговоре против государыни виновен! Но дело надобно с хитростию учинать! То разумей, Ванька!

– С хитростию, дабы сам Волынский пока ни про что не догадался?

– Да. Надобно его камердинера изловить на улице и тайно сюда доставить. Он у меня соловьем заливаться станет, и я стану на Волынского сказки пыточные писать.

– Завтра же камердинер Волынского будет у нас, Андрей Иванович. Возьмем так, что ни одна собака про сие не узнает.

Копать под Артемия Петровича начали…

***

Год 1740, март, 5-го дня. Санкт-Петербург.

Встреча на улице.

5 марта года 1740-го Пьетро Мира повстречал Франческо Арайю на улицах Петербурга. Капельмейстер хотел мимо пройти, словно видел шута впервые, но сам Пьетро того не дал ему. Он подошел к сеньору Франческо и поздоровался с ним:

– Здравствуйте, сеньор капельмейстер! Давно я вас не видел! Не сталкивала меня с вами судьба.

– Сеньор шут? – спросил тот, словно только заметил Пьетро.

– Пьетро Мира к вашим услугам дорогой земляк, – Мира перешел на русский язык. – Неужто итальянская речь вам не понятна?

– Вам что-то надобно от меня? – по-русски ответил Арайя. – Девка Мария уже у вас проживает, и мне до неё никакого дела более нет.

–Да от того, что трогать Дорио вы боитесь, сеньор Арайя. Ведь она у вас нашла яд, коим герцога Бирона отравить желали.

– Сие ваши выдумки, господин шут. И мне более с вами говорить не о чем.

Арайя думал уйти, но Пьетро задержал его:

– Погодите, сеньор. Я ведь вам не все сказал. Я не желаю вам зла несмотря на то, что вы много раз покушались на мою жизнь. Но не заставляйте меня доносить на вас!

–Доносить? – Арайя побледнел.

Капельмейстер знал, как страшна в последнее время императрица в гневе. А его наверняка с тем похищением шута Пьетро Мира втянули в опасную игру. Де ла Суда работает на Волынского. А Волынский в последнее время против Бирона интригует. И сия интрига ничего хорошего сеньору Франческо не сулит.

–Именно так, сеньор Арайя. И мне надобно знать, кто вас надоумил меня похитить. Ведь это не вы послали ко мне Варвару Дмитриеву? И если вы просто все расскажете, то о вашем участии в заговоре будет забыто.

–Я не участвую ни в каком заговоре! Я музыкант, а не заговорщик! И прибыл я в Россию не для заговоров!

– Тогда скажите мне, кто вам приходил? И кто советовал меня похитить?

– Это был Жан де ла Суда!

Мира едва не закричал от радости. Де ла Суда! Конфидент Волынского! Вот она цепочка, о которой говорил Либман….

***

Год 1740, март. Санкт-Петербург.

В Тайной розыскных дел канцелярии.

Ушаков лично вел допрос камердинера Волынского. Дело было слишком серьезное, чтобы кому-то его доверять. Тот говорил много и признавался во всем. Его лишь один раз на дыбу вздернули, и он «запел». Но Ушакову был надобен «заговор противу государыни».

– А скажи мне, Иван, кто на дому у господина твоего собирался почасту?

– Дак многие бывали у него, ваше превосходительство. Мое дело малое. Холоп я барина моего. Чего я сделать то мог? – глотал слезы камердинер.

– Но кто более всего бывал в доме барина твого?

– Его сиятельство граф Мусин-Пушкин бывал часто

– Президент коммерц-коллегии? Топильский записал сие?

– Точно так, Андрей Иваныч! Записал. Президент коммерц-коллегии граф Мусин-Пушкин, – отозвался писавший пыточные сказки Топильский.

– Еще кто? Далее сказывай! – приказал камердинеру Ушаков.

– Часто бывали архитектор Петр Еропкин, офицер горного департамента Андрей Хрущев, адмирал Федор Соймонов, секретарь кабинетный Иоганн Эйхлер, да переводчик кабинета министров государыни Жан де ла Суда. Еще и статский советник Василий Татищев бывал почасту.

– И что говорили они про государыню?

– Дак много чего говорили. Я слышал, как на даче у барина моего адмирал Соймонов царицу Мессалиной назвал.

– Мессалиной? – переспросил Ушаков. – Сие кто такая? Что за имя? Топольский?

– Не могу знать ваше превосходительство, – ответил тот.

– Мессалина сие женщина такая в Древности в Риме проживала. И известна была сия особа распутством своим, – пояснил холоп Волынского.

– А те про сие откель ведомо? – спросил Ушаков.

– Да барин меня грамоте учил. По-французски я разумею, и по-немецки. Я многие книги иноземные читал. И про Мессалину мне ведомо, – честно ответил крепостной Волынского.

– Стало быть, Соймонов про государыню сказал, что она баба распутная. Так? Так понимать слово «Мессалина» надлежит?

– Да, – согласился крепостной. – Это адмирал и имел в виду!

– Так и запиши, Топильский, назвал государыню императрицу «непотребной девкой» и «гулящей женщиной». А ты, голубь, мой далее говори!

– Дак чего говорить?