Оно было сразу заметно — просвет в ровном ряду мертвецов, единственное нарушение порядка. Бьорн лежал рядом с той самой рыжеволосой женщиной: большой, голый, с длинными и сильными ногами. Левая рука его откинулась вверх, правая прикрывала тельце мертвого ребенка, покоящегося у него на груди. Глаза Бьорна были закрыты. Зато синие глаза младенца уставились вверх, крошечный рот был вопросительно полуоткрыт.
— Ты…ыы… — Ольга опустилась на колени, подползла к Бьорну, взяла за руку.
Рука была прохладная.
— Ты…ыы… — хрипела, заикаясь, она. — Ты…ыы, ты…
Он лежал неподвижно, словно престол для мертвого младенца, вопросительно глядящего в небо.
— Эт…тто… — шептала Ольга. — Тыы…ыы…
Вялой, непослушной рукой она стала бить его по плечу.
Швед не шевелился.
— Ты…
Бьорн продолжал лежать без движения.
Всхлипывая и трясясь, она подняла его веко. Знакомый голубой глаз был под ним. И этот глаз вздрогнул. Веко выскользнуло из-под пальца, закрылось. Открылось. И Бьорн заморгал.
Застонав бессильно, Ольга обняла его. Но объятию мешало что-то холодное. Она с трудом выпихнула труп ребенка из-под руки Бьорна. Окоченевшее тельце беспомощно упало ничком на мрамор, стукнувшись безжизненной маленькой головкой.
Ольга хрипела и дрожала на груди у пробуждающегося Бьорна, трогая его ослабевшими руками. Он шевелился, стонал, подтягивая ноги. Наконец он увидел ее. Стал раскрывать рот с пересохшими губами, силясь сказать что-то. Но из губ вырвалось слабое шипение.
— Х-х-а? — прошептал он и стал пробовать приподняться.
Но Ольга дрожала, обняв его и прижимая к мрамору.
— Чт. оо? — Он ворочался под ней.
С трудом отстранившись, она взяла его голову и стала поднимать.
Он сел.
— Это… — Трясущейся рукой она указала на лежащих рядом.
Он перевел свой взгляд на круг мертвых. Долго смотрел, силясь понять. Голова его вздрагивала и покачивалась. Потом осторожно встал. Взошедшее солнце осветило его большую, ссутулившуюся фигуру. Пошатнувшись, он шагнул. Ольга обняла его. Они встали, подпирая друг друга. Бьорн шагнул. Остановился. Снова шагнул. И медленно пошел по кругу мертвых. Ольга двинулась за ним. Бьорн шел, шатаясь, вглядываясь в лежащих. Миновал нескольких, остановился, подошел к какой-то женщине. Наклонился. Ее искаженное гримасой недоумения лицо уставилось в небо. Остекленевшим взглядом покойная укоряла небо за свою гибель и за гибель Великого Братства. Бьорн стоял, раскачиваясь, не в силах оторваться от взгляда этих навсегда обиженных и остекленевших светло-синих глаз. Ольга подошла к нему, обняла, прижалась. Вместе они долго смотрели на мертвых братьев Света.
— О…ни… — прохрипел Бьорн.
— Они… — прошептала Ольга.
Он отошел в сторону и опустился на мрамор. Ольга опустилась рядом. Они долго сидели молча, опустив головы.
Солнце встало, набрало силу, припекло.
Белоснежное мраморное плато острова засверкало под его лучами.
Бьорн пошевелился, поднял голову и встал на колени.
— Это… — заговорил Бьорн, дрожа и заикаясь. — Это.
— Что? — прошептала Ольга.
— Все.
— Что?
— Ну… все это… — Он шлепнул ладонью по мрамору, по плечу Ольги, по своей ноге, — …вот это все… сделано. Это сделано. Крепко. Очень. И они… разбились. Разбились об это. Все разбились.
Он вдруг замер, дрожа от волнения. Ольга тоже замерла, перестав дышать.
— А это. Это все… сделано… — он перевел дух, — для нас.
Ольга не дышала, опершись о мрамор.
— Для нас, — тверже произнес Бьорн.
И вдруг бессильно улыбнулся.
— Для нас! — повторил он.
— Для нас… — как эхо повторила Ольга.
Бьорн в упор смотрел ей в глаза.
— И все это сделано Богом, — произнес он.
— Богом? — осторожно спросила Ольга.
— Богом, — произнес он.
— Богом… — отозвалась Ольга.
— Богом! — уверенно сказал он.
— Богом, — дрожа, выдохнула Ольга.
— Богом! — громко сказал он.
— Богом! — кивнула Ольга.
— Богом! — громче произнес он.
— Богом! — закивала головой Ольга.
— Богом! — выкрикнул он.
— Богом… — прошептала она.
Они замерли, глядя в глаза друг другу.
— Я хочу говорить с Богом, — сказал Бьорн.
— Я тоже, — произнесла Ольга.
— Мне нужно… нужно сказать Богу. Много всего. Нужно говорить с Ним. — Бьорн напряженно думал. — Но как это сделать?
Ольга молчала.
— Как это сделать? — спросил Бьорн.
— Нам надо вернуться к людям. И спросить у них.
— Что?
— Как говорят с Богом. Тогда ты сможешь сказать ему все. И я тоже смогу.
Они замолчали.
Слабый морской ветер скользил по их нагим телам.
Бьорн встал с колен, глянул на широкий, заваленный одеждой мост и на громадный бело-голубой паром, по-прежнему высящийся у мола, словно айсберг. Пылающее сердце алело на его рубке. Но оно напомнило Бьорну не о братстве света, а о Мире Людей. Бьорн протянул руку Ольге:
— Идем!
Ольга встала, дала ему свою руку. И они пошли, ступая босыми ногами по нагретому солнцем мрамору.