Ледяное ложе для брачной ночи

– Но я у тебя ничего не просила! Ой, Ритуля, забыла сказать тебе самое главное. В четверг приезжает одна моя приятельница из Туниса. Она там отдыхает. Так вот, она позвонила мне и сказала, что хочет к своему юбилею купить у тебя натюрморт с лимонами.

– А ты уверена, что я его уже закончила?

– Судя по срокам – примерно неделю назад. Когда я видела его последний раз, он был почти готов.

– Ты удивительная. Хорошо, я подумаю.

– Да тут и думать нечего! Оля – богатая тетка, заплатит сколько нужно. Они с мужем в свое время неплохо заработали на…

– Мам, все. Меня это не интересует. И вообще, я хочу спать.

– А который час, детка? Наверное, уже одиннадцать? Сейчас посмотрю. Бог мой, да уже два часа! Прости меня, Рита, я, наверное, разбудила тебя. Прости свою старую мать! Да, хотела тебе еще сказать – у нашей Натки новое увлечение. Такая неугомонная…

– А как же Леша Гох, они же собирались пожениться!

– А они и поженятся, просто его сейчас нет в городе, – понизив голос, сказала мама. – Вот Натка и закрутила очередной роман.

– Главное, чтобы Леша ничего не узнал. Он, конечно, и сам не подарок…

– Главное, чтобы вы купили этот дом в Пристанном. Ладно, детка, извини. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мама.

Рита выключила телефон, надела халат и отправилась на кухню. Сна уже не было. Дом. В Пристанном. Здесь есть о чем подумать. И сразу же мысленно она нарисовала себе не только дом с садом, но и этюдник, стоящий на залитой солнцем веранде, и розовые кусты по краям дорожки, ведущей к реке. Потом откуда ни возьмись появился малыш с белой панаме. Он сидел на лужайке перед домом и держал в руках красное яблоко.

10

Растрепанная голова Миры лежала на плече Караваева, рука ее – на его теплом шелковистом животе, нога – на его ноге. Мире не хотелось шевелиться. Словно она, часть какого-то сложного организма, прежде ампутированная, теперь нашла место, откуда была вырвана с корнем и вот теперь снова вошла в него и пустила корни, быстро, неимоверно быстро срастаясь – по́ра в по́ру, заполняя все пустоты, сливаясь со своей половиной.

Она так и не поняла, какая сила заставила ее открыть ему дверь. Он буквально ворвался к ней, схватил за руку и потащил за собой, на ходу говоря какие-то очень важные слова, и это были даже не извинения, а так – констатация фактов: я не знаю, что там за труп, хочу у тебя спросить; меня ночью, когда я ходил за сигаретами, сбила машина, пьяная девица привезла меня к себе за город; я мог бы обмануть тебя, чтобы ты не слышала ничего об этой женщине, но она все равно всплывет, я должен буду отдать ей машину; мы никогда не должны лгать друг другу, так вот, мы теперь – муж и жена, и ты должна верить мне, а я – тебе, все плохое, что ты думала обо мне, пока рыдала здесь, забудь как страшный сон, мы вместе должны думать, как выкарабкиваться из этой ситуации; у меня есть друг, его зовут Марк, он поможет, но и от трупа избавиться мы тоже не можем, отвезти его, к примеру, и закопать в лесу – нельзя, ты все поняла?

Он сорвал с нее одежду, повалил на кровать, и вот теперь она лежала в его объятиях и спрашивала себя, как так могло случиться, что она моментально забыла все свои сомнения, страхи, обиды и что теперь, когда они вместе, даже эта история с трупом приобрела какой-то гротескный характер.

Караваев спал. Мира понимала, что и он тоже успокоился. Пыталась представить себя на его месте: очнулся в чужом доме, с разбитой головой, рядом – какая-то пьяная девица (она нисколько не сомневалась в том, что он говорит чистую правду), утверждает: в том, что она напилась, – вина мужчин, она вообще ненавидит мужчин… Что подумал Дмитрий, когда вспомнил, где и при каких обстоятельствах он оставил свою жену? Это, по ее мнению, было еще более травматичным, чем сотрясение мозга. Сотрясение души. Они оба оказались в сложной ситуации. Но она почему-то с самого начала во всем, что случилось, обвиняла исключительно его (ведь это была его квартира, его кровать, на которой лежал труп) и даже мысли не могла допустить, что с ним самим могло что-то случиться.

Если бы он только знал, как страстно еще недавно она мечтала о разводе, о свободе, о том, чтобы никогда в жизни больше не видеть его!

Она медленно повернула голову и поцеловала теплую шерстяную грудь Караваева. Он был такой красивый, нежный, что ей захотелось прижаться к нему еще крепче.

– Мира, – произнес он, не открывая глаз. – Ты шампанское пила?

– Какое еще шампанское?

– Там, в ванной, стоит ящик с шампанским.

– Да, я видела, и что? Ты хочешь сказать, что я в твое отсутствие напилась? Что не хватает одной бутылки?