Ледяное озеро

Эдвин почувствовал жалость к неведомым американцам из «Гриндли-Коттеджа». Это была беда маленьких городков: сплетни свирепствовали и пышно разрастались в отношении каждого чужака, который немедленно не делал свою фамилию достоянием гласности. Не удивительно, что люди беззастенчиво точили языки по поводу Лидии.

Эдвина приветствовал один из давнишних друзей.

— Что я такое слышу? Будто у тебя в твоем гнездышке в Лоуфелле приютилась какая-то куколка? Скверно, скверно, сэру Генри и леди Ричардсон это не понравится, дружище. — Он шутливо ткнул Эдвина кулаком в бок.

Эдвин подумал, не заехать ли ему в ответ посильнее, но сдержался.

К ним присоединился еще один молодой человек, краснолицый и плотный, в чьем владении находились бесполезные земельные угодья по другую сторону озера. Первый, по имени Берти, приветствовал его.

— Здравствуй, Тоби! Вот держи, выпей.

Тоби принял у него напиток и обратился к Эдвину:

— Берти толкует о той твоей знакомой, да? Она красотка что надо. — Он сладострастно изобразил руками в воздухе нечто чувственное. — Единственная проблема — иностранка.

— Даже и говорит-то по-английски не слишком гладко, — со смешком подхватил Берти. — Я нахожу иностранный акцент привлекательным. Когда он на своем месте и в свое время.

Последовал еще шутливый тычок под ребра. Гнусный осел Берти!

— Хотя думаю, это не имеет для тебя большого значение, верно, старина? Вы, Ричардсоны, практически уже рождаетесь, умея говорить по-немецки, не так ли?

Господи, какие идиоты эти люди! Хамы. Невежи. Дикари. И чудовищно вульгарны. Он им так и заявил.

— Ну-ну, полегче, Эдвин, дружище, — обиделся Тоби. — Все парни заодно, ты же знаешь.

Ну почему, почему досадливо спрашивал себя Эдвин, из большинства присутствующих, чей интерес к клубничке был, вероятно, минимальным — уж явно находясь много ниже интереса к собакам, охоте и ружьям, — ему привелось оказаться рядом с этими двумя, имеющим моральные принципы и инстинкты какого-нибудь опереточного шейха?

— Я не позволяю себе мерзких замечаний о твоих арендаторах, так почему бы тебе не заткнуться?

— Об арендаторах? Так она арендаторша? Хорошее определение. — Тоби громко рассмеялся.

— Сегодня ее немного потрепали. Один из тех субчиков, что расхаживают с дерзким видом. В черных рубашках. Говорят, они сподвижники Мосли. Он к ней задирался на улице. Ты слышал?

— Что?! — Эдвин похолодел. Наверняка Берти все сочинил, это не может быть правдой!

— Неужели? — воскликнул Тоби, тоже поразившись. — Я думал, эти типы — просто задаваки со своей глупой формой и выправкой, но совершенно безобидны.

Берти понизил голос до хриплого шепота:

— Называл ее сукой и шлюхой. Она, видимо, еврейка, или он так думает. Понятное дело: они не выносят евреев.

— Тут у них есть резон, — заметил Тоби.

— Тем не менее, кто бы она ни была, нельзя же так орать посреди улицы. Нарушает общественный порядок: пугает лошадей, — да и вообще это дурное воспитание. Так что, Эдвин, незачем на меня напирать.

— Все эти Ричардсоны сегодня забыли свои хорошие манеры дома, — проворчал Тоби, когда Эдвин стремительно удалился. — Я пригласил Утрату на танец, так просто, чтобы доставить ей удовольствие. Господи, она ведь малютка! Ну и неправильно поняла, когда я малость ее приобнял. Что-то там себе возомнила! — Голос его зазвенел от возмущения. — Въехала мне каблуком в голень!

— Интересно, где она подцепила такой трюк? — подивился Берти. — Я бы ни за что ее не узнал в этом платье. Обычно она ходит страхолюдиной.

В гостиной Аликс смотрела на Утрату. Та сидела за роялем, кто-то добыл ноты — музыку для танцев, и она играла перед восхищенной публикой старомодные мелодии: регтаймы и чарльстоны. Гости постарше с воодушевлением притопывали в такт и напевали строки из песен.

Сол искал глазами жену.

— Право же, нам пора возвращаться. Мне не нравится, что мама весь вечер одна. А если ей нездоровится?

— Ей и так нездоровится, дядя Сол. У нее же мигрень.

— Вам, девчонкам, хорошо столь легкомысленно к этому относиться. Но кто-то же должен о ней позаботиться.

— Там есть Липп. — Аликс хотела добавить, что не знает человека более способного самостоятельно о себе позаботиться, чем бабушка.

Она смотрела, как ее дядя прокладывает путь через толпу вокруг рояля и подходит к жене. Он сказал ей что-то, она обернулась к нему, и Аликс побледнела, поразившись выражению лица тети Джейн. Она не представляла, что у женщины может быть такая ненависть в глазах, когда она беседует с мужем. Неужели тетя Джейн так ненавидит дядю Сола? Или они просто поссорились?

Вероятно, ее отец с матерью тоже смотрели так друг на друга. Теперь уже никогда не узнать. А как насчет деда с бабкой? Дедушка всегда был с бабушкой нежен и учтив, но на людях. Аликс никогда не слышала, чтобы они ссорились, во всяком случае, не повышали голоса, не горячились, не теряли самообладания. У них, конечно, возникали разногласия — сложно, тесно общаясь с бабушкой, не иметь с ней разногласий, — но каким-то образом дедушка умел все сгладить и разрядить обстановку, уступить, избежать открытого противостояния.