Ледяное озеро

Камилла ему нежно улыбнулась.

– Нет, Винер, тебя я не выдам. Как тебе могло такое в голову прийти? С тобой у меня проблем нет. Наоборот – ты для меня источник больших и быстрых денег. Ты, Вернер, мой ходячий и говорящий банкомат. Но имя им я дам. Если Люси им не подходит, я назову другое имя.

– Чье? – озадаченно спросил Хонигвакс.

– Есть у меня одно чудненькое имечко на примете. И ты бы сообразил его назвать, если бы у тебя было чуть больше мозгов. Когда я им это имя назову, бандиты перестанут давить тебе на психику. Все остальное значения не имеет.

Сначала она сказала ему, как избавиться от Санк-Марса. Теперь – спасала его от бандитов.

– Как это? Что ты им скажешь?

Она открыла дверцу машины.

– Не беспокойся об этом, Винер. Я смогу их убедить. А пока постарайся не наложить со страха в штаны. И не выдавай своих друзей и любовниц.

– Я никого не выдавал, Камилла.

– Может быть, и так, – ответила она.

Хонигвакс провожал ее взглядом. И как только его угораздило связаться с этой бабой? Теперь он и не помнил, как это случилось. У него в памяти осталось лишь, как она уходила после того, как они в первый раз сошлись на переднем сиденье машины. Она взяла в рот его член и так впилась ногтями ему в ляжки, что пошла кровь, а потом он смотрел, как она уходит, и думал: «Я мог бы и лучше выступить. Да и она – не подарок, есть и посмазливее». На следующий день он позвонил ей, потому что снова захотел с ней встретиться. Еще тогда, во время второго их свидания, она стала над ним насмехаться. С тех пор ее насмешки не прекращались, а он все звонил ей и звонил.

Перед тем как войти в здание, Камилла обернулась. Хонигвакс подумал, что она помашет ему на прощание рукой, но женщина, казалось, смотрит сквозь него, как будто ни он сам, ни его «мерседес» ни в коей мере ее не волновали. Вместо прощального жеста она распахнула дверь, придержав ее задницей, повернулась и исчезла за ней.

«Вот чем она меня достала, – мелькнула у него мысль, – есть в ней какая-то мрачная загадочность».

Хонигвакс помнил, что Камилла была из тех женщин, которые могут обращаться с умирающими, к чьей гибели они сами приложили руку. А как она смотрела на него, когда он ботинком удерживал голову Стетлера под водой, при этом не выражая почти никаких чувств, разве что кроме злости на Энди за то, что он попытался их обойти, и на него самого за то, что он промазал. Такое поведение было для него загадочным, он не мог ее понять. И в постели у нее раз на раз не приходился – то она с ним вытворяла черт знает что, то требовала от него того же, причем с начала их связи он так и не мог понять, нравится она ему или нет. Но он всегда ей потом звонил и через некоторое время пристрастился к ней как к вредной привычке, позволяя ей собой помыкать, а теперь ему казалось, что она ему нравится и нравилась все то время, что они проводили вместе. Он отдавал себе отчет, что ему самому нужно было то, что она с ним вытворяет, нужна была ее ненасытность, необузданность, чувство опасности, жестокость поцелуев, но мысль о том, что ему этого хочется, посещала его очень редко. Теперь и опыт отношений, и прочно связавшие их последние события ясно давали понять, что выпутаться ему из этой связи не удастся уже никогда. Время, когда это еще можно было сделать, уже упущено. Он никогда не сможет от нее освободиться, никогда не избавится от этой ее мрачной таинственности.

Он уехал, так толком и не уяснив, нравится это ему или нет.

Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.

Санк-Марс чувствовал себя гораздо лучше. Он хорошо поужинал и уехал обратно в город, в северный его район, где уже давно не бывал.

Там мало что изменилось, и почему-то ему это было приятно. Часть северного Монреаля издавна заселяли итальянцы, их язык здесь слышался повсюду – на улицах, в ресторанах, в магазинах. В дни разгула мафии, когда мафиози в кафе-мороженом решали, кому жить, а кому умирать, и планировали международные операции по контрабанде наркотиков, он служил здесь участковым полицейским. Санк-Марс – в форме – заходил, бывало, жарким летним днем прямо в это кафе, и оживленные разговоры тут же стихали. Шум доносился только от подвешенного под потолком вентилятора и скрипучих от старости холодильников. Игроки в карты снимали нарочито медленно. Зеркала, покрывавшие стены, множили следившие за ним глаза, когда он заказывал себе двойной пломбир в вафельном стаканчике. Он усаживался в тени под большим вентилятором и не торопясь лакомился мороженым, пока сам Франк Ванелли – мороженщик, грузный, заспанный и угрюмый, стоял, оперевшись на дверной косяк в своей обычной позе.