Ледяное сердце

Это тот самый звонок, который я игнорировал, сидя в машине.

— Детектив Стуржис?

— Нет, какой-то мистер Тим Плачетте. Я правильно сделала?

— Конечно, соедините.

— Где она? — спросил Тим.

— Робин?

— А кто же еще?

Говорил он громко, почти кричал, а его приятный голос утратил свою обычную мягкость.

— Я ничего не знаю, Тим.

— Не ври мне, Алекс…

— Я слышал, что Робин в Сан-Франциско с тобой.

— Лучше говори мне правду.

— Я обедаю, Тим. И повешу трубку…

— Нет! — закричал он. — Пожалуйста… Я глубоко вздохнул.

— Извини, я предположил… что это вполне логично.

— Что предположил?

— Что Робин с тобой. Она уехала сегодня утром… мы сильно повздорили. Я подумал, Робин убежала к тебе. Где же она?

— Если бы я знал, то сказал бы тебе, Тим.

— Если ты спросил бы, по какому поводу мы поссорились, я не смог бы ответить тебе. В какой-то момент у нас все было хорошо, а потом… это моя вина: слишком занятый, я уделял ей мало внимания; это чертово шоу.

— Уверен, у вас все наладится, Тим.

— У тебя не наладилось.

Я пропустил это мимо ушей.

— Извини, — повторил он. — Я настоящий кретин. Робин так разозлилась на меня, что я решил, будто она вернулась, потому… Дело в том, что она до сих пор думает о тебе, Алекс. Я с этим как-то мирился, хотя это нелегко…

— Тебе не о чем беспокоиться, я сейчас обедаю с другой женщиной. Я встречаюсь с ней довольно давно.

— С психологом. Робин говорила мне. Она часто упоминает о тебе, как бы между прочим… я готов смириться с этим, если дело только во времени… Я действительно люблю ее, Алекс.

— Она прекрасная женщина.

— Да, да… черт побери. Если Робин не с тобой, то где же? Ее самолет прилетел в пять часов, я подождал полтора часа, позвонил, но ответа не последовало. Снова позвонил, продолжал звонить…

— Попробуй позвонить ее подружке Дебби в Сан-Диего. — Уже звонил, но она тоже ничего не знает о Робин.

— Возможно, ей нужно побыть одной, — предположил я, охваченный тревогой.

— Я знаю, я знаю… о'кей, я не перестану искать ее. Алекс, спасибо тебе. Прости, что я такой дебил. Мне не следовало думать, что…

— Пусть это не беспокоит тебя. Легко сказать.

Когда я вернулся за столик, Элисон сказала:

— У тебя такой вид, словно ты только что занимался тяжелым больным.

— Думаю, так оно есть.

— Что-то такое, о чем ты можешь рассказать?

В голове у меня был полный сумбур, но я считал неправильным ничего не рассказать ей. И я рассказал о звонке Тима.

— Хорошо, что ты успокоил его.

— Да, я такой. Мать Тереза в штанах. Элисон показала мне меню десертов.

— Выбирай, что понравится.

— А ты не оставил места для десерта?

— Нет, просто я не очень разборчив.

— Тогда… что-нибудь с шоколадом или без него?

— Что угодно.

— Знаешь, а я уже наелась.

— Нет, давай все-таки съедим десерт.

— Не хочу, уже поздно.

— Это я испортил все.

— Отнюдь нет, беби.

— С шоколадом, — сказал я. Она похлопала себя по животику:

— Я правда уже наелась. Пожалуйста, попроси счет. А потом мы поедем в Венис.

— Что?

— Ты взволнован. Я уверена, что ничего не случилось. Просто она, наверное, не хочет поднимать трубку. Но давай убедимся в этом и облегчим твои душевные муки. — Я с удивлением посмотрел на Элисон. — Все в порядке.

— Просто свидание.

— Некоторое время это было чем-то большим, нежели просто свидание.

Мы уехали из отеля. Элисон, умная и проницательная, догадалась, что я обеспокоен, но я не рассказал ей всего. Ничего о назойливых, причиняющих боль мыслях, вызванных звонком Тима.

Чайна и Беби-Бой — две жертвы, чьи заказы выполняла Робин.

Это проникновение со взломом в квартиру. Взяли только дешевые электрические инструменты. Если не считать инструменты Беби-Боя.

Шулль мнил себя музыкантом, так что подобные трофеи были бы для него идеальными.

А Робин только что обрела известность: краткий биографический очерк о ней поместили в «Гитаристе». Этот журнал, специально предназначенный для гитаристов, был именно таким изданием, которое Шулль, возомнивший себя человеком посвященным, вероятно,читал.

Я помчался в Венис.

Элисон включила радио, приглушила музыку и сделала вид, что слушает, оставив меня наедине со своими мыслями.

Я вспомнил, что говорил мне Шулль во время нашей беседы.

«Ваше имя почему-то кажется мне знакомым».

Вскоре после этого я спросил Шулля, не заметил ли он изменений в стиле письменных работ Кевина Драммонда.

«В каком смысле?»

«Он, похоже, эволюционировал от простого стиля к многословному и претенциозному».

Тогда я ничего не понял, но ведь это было ударом по монументальному «я» самого Шулля. И ему это не понравилось.

Однако его спокойная улыбка означала, что он считает все это чепухой.

«О, напротив, то немногое, что я наблюдал в развитии Кевина, свидетельствовало о совершенствовании».

После этого Шулль распрощался со мной.

Патологически ревнивый психопат, а я нанес ему удар прямо в лицо.

«Ваше имя почему-то кажется мне знакомым». Время от времени я пописывал научные статьи. Так, кое-что о детективных романах. Некоторые психопаты подражали тому, о чем повествовали детективные истории. Поступал ли так Шулль? Достаточно ли цепкая у него память, чтобы удержать мое имя?