— Слышала наш разговор, значит! Но ведь… Ну, конечно! Маленькая лгунья! Я мог бы и догадаться! Ты знаешь айяарр. А я расшаркивался тут перед тобой на коринтийском! — он тихо рассмеялся.
Кайя покраснела. Почему-то всё это его развеселило.
И как его понять?
— И ты решила бежать? Не испугалась ночи, незнакомой местности, холода, погони, Зверя, наконец…
Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд.
— Это лучше, чем ждать, что тебя в любом случае убьют. Или сделают снова приманкой, а потом убьют! Лучше уж умереть в лесу! — воскликнула она.
— Неужели ты не знала, что камни хранят твой след и любой горец отыщет тебя по ним не хуже собаки, стоит тебе наступить на них? — он снова встал и подошёл к ней. — Или ты надеялась, что мёртвый лес укроет тебя? А ты хоть знаешь, что оттуда никто не возвращался живым… ни разу…
Он шагнул ближе и, наклонившись к её уху, сказал тише:
— …кроме тебя. И это, кстати, второй вопрос, на который я бы хотел услышать ответ. Так что произошло в том лесу?
Что сказать ему? Она не знала. Она не знала, как остановить поток метавшихся в голове мыслей, перестать думать о руке с чёрными когтями, или о том, что сейчас он её может ударить, отправить в каменный подвал, посадить на цепь, как обещал, или отдать Дитамару. И то, что он не делал этого раньше — ничего не значит. Но к этому почему-то примешивался сон, где она гладила его руку, и воспоминания о том, как она обнимала его тёплое тело, и как это было чудесно. И от этого у неё горели уши, а в голове начался полный сумбур.
— Ну же, отвечай! — голос Эйгера стал громче.
Кайя вздрогнула. Обычно на её упрямое молчание он всегда начинал кричать.
— Я бежала, — произнесла она, наконец, зная, что пока говорит, он кричать не станет. — Спряталась в папоротнике. Лежала долго. Мимо прошли Оорд, Кудряш и Ирта, постояли рядом со мной, но они меня не увидели…
— И не почувствовали, — добавил Эйгер эхом у неё за спиной, — и ты не испугалась? Не побежала? Почему?
— Я вспомнила куропаток, как они прятались в камнях. Рядом с Обителью в полях их было много. Куропатки будут лежать, даже если ты пройдёшь совсем близко, и взлетят, только если ты на неё почти наступишь.
— Куропатки? — он усмехнулся. — Пфф! Учиться храбрости у куропаток?
— Да. Вот так я и лежала. Долго. Потом все ушли, и я уснула. Услышала, как поёт лес…
— Последняя песня, — его голос прозвучал как-то горько-насмешливо, — и как же ты проснулась?
— Меня позвала мама. Я никогда не видела её, я даже голос её не помню, но знаю, что это была она. Она сказала мне встать и идти, и я проснулась. Я шла целый день, сил совсем не было, переночевала у реки, а лес… он оплёл меня корнями и хотел утянуть под землю, но я выбралась из них — снова меня звала мама, а потом я вышла к тем камням…
— И где ты спала три ночи? На земле?
— Три ночи? — удивилась она. — Две.
— Мы искали тебя три ночи, и нашли только на четвёртый день к вечеру. Я уже отчаялся, но ты вдруг вышла из леса, и Рарг тебя услышал.
— Три ночи?! Но… я помню только две ночи и два дня. А… потом, после того, как вы, милорд, привезли меня, — она вдруг покраснела, — сколько прошло времени?
— Две ночи и день.
Ещё две ночи и день!
— Как ты выбралась из комнаты?
Отвечать придётся, да и какая разница теперь? Он стоял за её стулом, и рядом на полу шевелилась в утреннем свете его огромная тень.
— Я украла ключ в комнате, там, внизу, — она показала рукой на боковую дверь.
— Украла ключ? Каменная дева! Откуда ты вообще про него узнала? Разболтала Гарза? — он был удивлён.
Она вздохнула. Только бы он не тронул Райду!
— Кошка. Мне помогла кошка…
— Кошка? Пфф! Ты удивляешь меня всё больше и больше…
Она рассказала историю про кошку и ключ, и окно в северной башне, и замолчала, надеясь, что этот путаный рассказ его удовлетворит.
Он слушал молча. Прошёлся сзади снова и опять замер за её спиной.
— Ты ведь была на волосок от гибели, на совсем такой тоненький волосок, Дуарх бы тебя побрал, Кайя! Ты одурачила меня, маленькая веда! Куропатки! Кто бы мог подумать! — он хлопнул рукой по спинке стула. — Но больше такого не повторится. Я обещал посадить тебя на цепь, ну так вот сейчас я так и сделаю. Вставай, пойдёшь со мной.
Ей хотелось спросить куда, но какая разница — в каменный мешок или темницу? Единственное, чего ей хотелось по-настоящему, чтобы её поскорее оставили одну, чтобы он ушёл и не задавал вопросов, потому что каждый вопрос был подобен игле, вгоняемой в сердце. А ещё мысли о его руке и о сне, и той поездке на лошади будоражили её и пугали даже больше, чем возможность снова оказаться в подвале с крысами.