Ледяное сердце

Раздался отвратительный «чавк», и скрытень внизу взревел от боли со стрелой, торчащей в одном из множества его глаз. Твари развернулись, чтобы посмотреть на нападавшего, и Эш посмотрел туда же.

Охотничий отряд во главе с опекуном Эша, могучим воином-йети Тобу, вернулся из диких земель и теперь спешил по снегу к детям. Йети с луком в руке уже тянулся к своему колчану за следующей стрелой.

Подбежав ближе, Тобу бросил на Эша угрожающий взгляд – он словно почувствовал, что тот собирается петь.

Даже среди окружающего хаоса сердце Эша замерло. «Вот и ещё одна причина получить нагоняй».

– Сюда! – звали охотники, махая руками и ухая, стараясь издавать как можно больше шума, чтобы привлечь внимание скрытней. – Подходите, мерзкие твари!

Скрытни завыли и бросились к ним, а охотники разбежались кто куда, чтобы взбешённые скрытни не знали, кого преследовать. Тут же в спину одному из них вонзился огромный гарпун, с глухим стуком пригвоздив тварь к снегу. Скрытень издал последний леденящий душу вопль, обмяк и затих. Синяя кровь начала покрывать его тело, как изморозь лужицу, и в считаные секунды монстр превратился в блестящий лёд. Он была мёртв.

Осознав опасность, которая им грозит, остальные скрытни нырнули в снег, зарываясь поглубже, и исчезли из виду, совершенно забыв про свою добычу.

Эш услышал, как мир вокруг стал спокоен и тих, за исключением топота охотников, которые спешили к нему и Свету.

Это стало последним, что увидел Эш, прежде чем его голова рухнула на ступеньку и всё погрузилось во тьму.

2. Разочарование

Ткач Песен.

Эти слова упрёком вспыхнули в голове Эша, когда он потерял сознание, и Эш снова и снова прокручивал их у себя в голове, смутно чувствуя, что кто-то – без сомнения, Тобу – осторожно несёт его домой. Эти слова преследовали его как тень, куда бы он ни пошёл. А ведь Эш даже не знал, что они означают. Он знал только то, что они не обещают ничего хорошего.

На самом деле Тобу был последним в длинной череде опекунов, которым поручали присматривать за Эшем, когда его родители исчезли, и которые один за другим отказывались от мальчика. Родители Эша были следопытами – и этот факт наполнял Эша одновременно и гордостью, и печалью. Следопыты были бесстрашными торговцами и вместе с тем последней надеждой человечества, последней попыткой объединить разбросанные повсюду крепости в подобие единой цивилизации. Вскоре после того, как родился Эш, его родители взошли на борт своих саней, «Авантюриста», как и много раз до этого. Именно тогда Огния в последний раз видела их. С тех пор Эша стала растить крепость. До Тобу он жил с Углией и её семьёй, и всё шло довольно неплохо. Пока Эш не запел.

Ткач Песен…

Эш знал, что он не должен этого делать. Огния так боялась песен – Ткачей Песен, – что в крепости даже запретили музыку. По ней и так ходили слухи о том, кем, вернее, чем был Эш. Но он всё равно это делал.

Эша спасало только то, что он пел всего лишь колыбельную – колыбельную, которую ему напевали родители перед тем, как уйти. Как Эш ни старался, он не мог подавить желание петь её. Оно приходило так часто, что Эш даже не всегда замечал, что делает.

Эш пел, чтобы успокоиться, чтобы почувствовать, что его родители рядом. Ведь, кроме колыбельной, от них ничего не осталось. Эш мурлыкал её себе под нос, надевая в прохладное утро свою тунику из звериных шкур и меховой плащ. Он почти беззвучно напевал её на уроках, где учился охотиться, тренируясь в стрельбе из лука и запоминая охотничий жестовый язык, прикрывая ладонями рот, когда замечал грозные взгляды горожан. Он воспроизводил ночью в своей голове те слова, которые помнил, и тепло воспоминаний помогало ему уснуть. Всё было невинно. Всё было безобидно.

Но это не было достаточным оправданием.

По крайней мере, не для его опекуна Углии, которая однажды вытащила Эша из постели и отвела посреди ночи к каменной резиденции старосты Кострана.

– Он пел! – прошептала она дрожащим от страха голосом.

– Н-неправда! – еле слышно пискнул Эш. Это была ложь, но он больше ничего не смог придумать.

– Староста, я так больше не могу! – сказала Углия. – Я должна думать о собственных детях. Мне нельзя рисковать. В моём доме не место… – глаза Углии забегали из стороны в сторону, словно она боялась это произносить, – Ткачу Песен.

Волосы на затылке у Эша встали дыбом. Снова эти слова.

Эш стоял рядом с опекуном перед огромной деревянной дверью резиденции старосты. Из проёма, в котором стоял Костран, лился тёплый, приветливый свет, но никто не торопился приглашать их внутрь.

– Я не из пугливых, – продолжила Углия, которая определённо была напугана. – Но я не глупа. Нападения левиафанов становятся всё ужасней. С каждой зимой они всё враждебнее, и мы теряем всё больше людей. За их Песнями теперь едва можно услышать даже собственные мысли – и мальчик тоже поёт всё чаще и чаще с каждым днём, совсем как они! Левиафаны ненавидят нас, и они наверняка используют этого мальчика во зло, помяните моё слово. Мне жаль, но он не может остаться со мной.