Ледяное сердце

Но Маргаретта сунула ей флакон солей в крохотную атласную сумочку на поясе со словами: «Настоящая леди никогда не расстаётся с ними и веером. Как только ты видишь, что мужчина допустил бестактность… – Кайя посмотрела непонимающе. – …О Боги! Ну схватил, тебя, к примеру, за зад… то леди может себе позволить в обморок упасть или понюхать солей. А если полезет с поцелуями, то тут веер в самый раз и пригодится. Не понимаю, чему вас только учили в этом монастыре!».

Делать вино, масло, порошок от ран и отравлений, коз доить, писать, считать, говорить на семи языках Коринтии и Побережья, много ещё чему. Да только всё это бессмысленно теперь.

Дворец Лирайе её удивил, как и предсказывала Маргаретта. Длинные мраморные лестницы, как распахнутые объятья, встречали всех и вели к большому залу с открытой террасой, где на столах, украшенных фигурами лебедей, стояли вино и закуски. Утопающие в цветах комнаты были полны нарядных гостей, между которыми туда-сюда сновали слуги в голубом шёлке. Фокусники и танцоры у фонтана веселили публику, а в большом зале оркестр играл изумительной красоты музыку на таких инструментах, каких Кайе видеть никогда не приходилось. Экипажи подъезжали один за другим, и глашатай едва успевал бить в гонг, объявляя имя очередного гостя, а девушки в белых туниках бросали гостям под ноги лепестки роз и серпантин.

Отец протянул Кайе бокал и велел выпить немного. А она выпила бы и больше, напилась бы до бесчувствия, чтобы не видеть всей этой вереницы «хороших партий», которую тащила за собой почтенная Маргаретта. Хромых, косых, старых и толстых, раздевающих её глазами, воняющих по́том и луком вперемешку с духами и ароматным маслом, которым все купцы тут зачем-то мазали волосы.

Первый танец ей пришлось танцевать со стариком из Скандры, страдающим отдышкой и подагрой. Он наступал на ноги ей, а она ему, и непонятно было, кто кого поддерживает. Он спросил её, далеко ли от Скандры дом, в котором она живёт, но Кайя даже не нашлась, что ответить. Сказать, что и дома у неё нет? Или что его и не было никогда? Подумала и ответила – далеко, на востоке. А в середине танца, сославшись на духоту, попросила отвести её на кушетку, и старик был этому только рад. Потом был купец, прижимавший её к своему большому животу с такой силой, что про духоту и придумывать не пришлось, она едва не потеряла сознание к концу танца. И даже нюхательные соли, которые впервые в жизни ей пригодились, показались ароматными в сравнении с духами и по́том купца.

Отказывать на Балу невест никому нельзя. И она танцевала с каждым, чувствуя только ужас и отчаянье, и в итоге пришла к мысли, что из всех кандидатов, она, пожалуй, выберет того «ко́сенького» юнца, о котором Маргаретта, правда, отзывалась пренебрежительно. Он хотя бы бить её не будет. Да и во время танца он спрашивал, на каких языках она умеет говорить, и, узнав, что на семи, был сильно впечатлён, а когда музыка стихла, вёл её к кушетке торжественно и очень долго и церемонно кланялся. И не важно, что она почти на голову выше него. Какая, в общем-то, разница…

Хотя вот Дарри бы над ней начал подшучивать…

От этих воспоминаний стало больно. Неужели он так на неё обиделся за то, что она убежала? Уехал, даже не простившись.

Она щёлкала веером и думала о том, что завтра будет ещё один день этого кошмара – маскарад. Сегодня смотрины невест и женихов – весь вечер и полночи свахи и родственники будут обмениваться предложениями, а уж на маскараде эти предложения нужно будет принимать или отклонять. Завтра обещали приезд самой королевы, говорили, это большая удача, что её величество посетят в этом году Бал невест.

Кайя вышла на террасу, постояла, глядя, как внизу среди кустов цветущих роз факельщик дышал огнём и вращал подвешенные на цепях плошки с горящим маслом. Отец разговаривал с важными людьми, Маргаретта, обмахиваясь веером, тащила за руку лысоватого мужчину в атласном жилете, белых бриджах и с большим шёлковым галстуком во всю грудь, какие носят банкиры. И Кайя отошла в тень оливковых деревьев в больших вазонах, отделявших залу от террасы.

Может, её и не заметят.

Обернулась, будто почувствовав чей – то взгляд.

Мужчина стоял у окна в окружении трёх прелестных дам в светлых платьях и что-то им говорил, а они смеялись. Но смотрел он поверх их голов на Кайю. Смотрел очень внимательно…

Она его не знала, ведь их не представляли друг другу. Но не запомнить его было нельзя. Облик мужчины был безупречен: тёмные волосы, строгий чёрный фрак и белоснежная рубашка с жёстким воротничком, схваченным атласной бабочкой, из-за которого едва ли можно было согнуть шею. Лаковые сапоги, широкий атласный кушак на стройной талии. Бледное лицо, чёрные брови. И глаза, которые невозможно забыть.

Гречишный мёд или тёмный янтарь. И смотрел он так, что сердце уходило в пятки.