Ледяное сердце герцога

Получив от предков самый укрепленный замок королевства, Громм Эдуан поддерживал его оборонную способность. Стены — это еще не все, нужна преданность гарнизона. Таково было предупреждение отца: крепость не спасет от предательства. Заподозренных в ненадежности Эдуан хладнокровно отстранял от службы. Проверки, которые устраивал герцог, наводили ужас на ратников, они боялись потерять его доверие и лишиться хорошего места.

Особенного внимания требовали кладовые и погреба. Эдуан лично посещал первый этаж главной башни, где находились склады съестных припасов, там же был арсенал — оружие и военное снаряжение. Помещения стражи, кухни и жилые комнаты для командиров замкового гарнизона располагались выше. Покои самого герцога, его семьи и свиты на верхнем этаже. В сопровождении стольника и закупщика провизии Громм Эдуан внимательно осмотрел кладовые. Он с удовольствием отметил изобилие запасов, сказал слугам обычные слова о необходимости поддерживать порядок и, провожаемый вздохами облегчения, поднялся на третий этаж.

Лето только вступало в свою силу, толстые каменные стены еще не раскалились, в покоях герцога сохранялась прохлада, иногда Шугэ растапливал камин. Сейчас в кабинете было не слишком холодно, хотя унылая обстановка скорее напоминала зимний вечер, чем летний солнечный день. Солнечные лучи, падающие из высокого, но узкого окна на письменный стол, усиливали контраст между затененными и освещенными частями помещения. Впрочем, для работы эта атмосфера подходила как нельзя лучше — Эдуан не любил излишеств.

В своем кабинете герцог изучал отчеты о закупках продовольствия, о ценах на муку, крупу, специи, работу прервал камердинер, доложив о прибытии посыльного из Колуи от матери. «Опять зовет в столицу! — сердился своему предположению Громм. — Будет навязывать мне преглупых девиц!» Вошел незнакомый человек, положил перед его светлостью сверток и, кланяясь, удалился. Это показалось странным, обычно посыльные спрашивали дозволения дождаться ответа. Эдуан развернул грубую бумагу, обнаружил два письма и шкатулку, перевязанную желтой шелковой лентой. Письма от матери и дяди. Первым вскрыл конверт герцогини, не надеясь найти в письме что-то новое, читал невнимательно, строя догадки о том, что же понадобилось от него графу Горроу. Герцогиня обращалась с новой для себя просьбой, Громм даже усомнился в здравомыслии матушки. С маниакальной настойчивостью она требовала обзавестись наследником, иначе преждевременная смерть последнего в роду мужчины оставит его мать в нищете. Никогда еще Эмми Эдуан не опускалась до крайних аргументов. Призывы сжалиться над ней и сестрами заканчивались наказом выбрать достойную невесту, после чего открыть шкатулку.

Что вынудило матушку отправить дерзкое и ультимативное послание? Эдуан забыл о письме дяди и взял в руки шкатулку, удивляясь тому, какое почти мистическое значение придает этому предмету мать. Что там может быть? Обручальные кольца? Разрезал ленты, открыл крышку. Комната заполнилась дивным ароматом. Что-то знакомое и вместе с тем редкостное. Откинувшись на спинку стула, Громм наслаждался запахом и приятным ощущением восторга, окрыленности, чего-то неземного и бесконечно прекрасного. Как хорошо! Как прекрасна жизнь! Вот бы совершить геройский поступок, наделить всех бесценными сокровищами, отправиться в путешествие…

В дверь скребется Шугэ. Добрый слуга! Надо подарить ему коня!

— Зайди! Заходи, чего медлишь?

Приветливый голос господина удивил парня, он замялся на входе.

— Как поживает твоя женушка? Давно я не видел ее.

— Слава богу, здравствует, — Шугэ насторожила мягкость обычно сухого тона господина, он не сразу отважился на просьбу, — если помните орлана, ваша милость, которого вы изволили сразить.

— А! Помню! Там парнишка упал, и ты взялся его выхаживать! Как он?

— Обошлось! Мечтает поблагодарить вашу светлость за спасение.

— Мальчишка? Он здесь? Пусть заходит.

Шугэ выскользнул, его сменил щуплый подросток. Мальчик говорил о доброте герцога, о том, как сердце спасенного переполнено благодарностью, еще что-то. Какой прекрасный образ! Громм любовался необычно красивым лицом, шевелением маковых губ, блеском ясных темно-серых глаз. Какой нежный голос! Он чарует, он манит! Герцог испытывал негу, слабость во всем теле, его неодолимо тянуло к этому пареньку. Что за напасть!

— Ты возвращаешься к родным в деревню? — скрипуче произнес Громм, силясь подавить разрастающееся в сердце благостное ощущение.

— Я сирота. Меня растила мачеха, но жизнь с ней стала нестерпима, я буду менестрелем. Теперь моя судьба — дорога, а приют под кронами деревьев.

Бедняжка! Один среди жестоких, злобных людей. Нежность охватила все существо и мешала дышать.

— Хорошо поешь? Спой мне.

Мальчик снял с плеча ремень лютни, обхватил тонкими пальцами гриф и заиграл. Каждое его движение волновало, Громм до боли в суставах вцепился в стул, на котором сидел. Звучала песня. Незамысловатая нежная мелодия будоражила воображение, простые слова о любви и верности влекли слушателя к певцу с нарастающей силой.