Ледяное сердце не болит

Фотка была сделана, очевидно, скрытой камерой. Снимали, судя по всему, хорошей «зеркалкой» – Дима непроизвольно, как профессионал, оценил качество снимка. Применяли, похоже, мощный «телевик», потому что объект, не подозревающий, что его снимают, был виден как на ладони. И еще: судя по зимней одежде и снеге на заднем плане, фотографию сделали совсем недавно.

Сознание Полуянова цеплялось за эти детали – потому что не хотело вдумываться в самое главное, самое страшное.

Тайно сделанное фото запечатлело Надю.

А вместо глаз у нее были две прожженные сигаретой дырки с оплавленными краями.

***

Дима позвонил гораздо раньше, чем Надя рассчитывала. Всего-то в половине двенадцатого. Оттого что Надежда не ждала звонка столь рано, к рабочему телефону, стоявшему на столе в читальном зале отечественной истории, первой подскочила Кристина, малышка-глупышка. Она и раньше, до того, как Митрофанова стала с журналистом по-настоящему встречаться, бросала на парня двусмысленные косяки и даже внаглую приглашала Полуянова «проводить ее до дома» или «выпить по чашечке кофе». А уж теперь, когда Надя стала жить вместе с Дмитрием, прямо аж извелась. Почему не она? Почему Надя? Слишком старая (как казалось глупышке), толстая и правильная. Иногда Надежде думалось, что отбить у нее Полуянова стало чуть ли не целью существования Кристи. Хотя бы рога ей наставить, чайник на нос прицепить. По телефону она разговаривала с Димочкой самым томным тоном, а когда видела его с Надеждой, бросала ему откровенно жгучие взгляды, выпячивала тощую грудь и не упускала ни единой возможности погладить журналиста по руке или по плечу. Не понимала, дурища, что таких, как она, – с голубыми глазками и ватными мозгами – по Москве бегают сотни, тысячи, миллионы. И если бы Дима за эффектной фактурой охотился – он нашел бы ее где-нибудь в другом месте, а не в Историко-архивной библиотеке. На журналиста-то и миллионерши западали, и настоящие модели с подиумов, не чета кривоногой Кристинке. Однако огульно списывать сослуживицу со счетов было бы непростительным ротозейством. С мужиками вообще надо постоянно быть настороже, поелику они суть существа мало предсказуемые и легко воспламеняющиеся. Хуже малых детей.

Вот и сейчас Надежда прислушалась: кому это там Кристинка пропела в трубку со столь сексуальным (как ей самой казалось) придыханием?

– Я так pa-ада тебя слы-ыша-ать!.. И я, Ди-имочка!..

Митрофанову кольнула мгновенная ревность. Гадючка! Какое она имеет право столь фамильярно обращаться к журналисту? Или – вдруг почему-либо имеет!

Но, очевидно, на сей раз Полуянов (которого любая пустоголовая красотка могла развести на кокетливый треп – и, увы, вероятно, не только треп) бросил девчушке что-то нелицеприятное. Потому что Кристинка переменилась в лице, скривилась, словно ее чистым уксусом напоили, и довольно зло сказала Митрофановой:

– Твой звонит!.. – И фыркнула: – Мужлан!.. А еще журналист!

Надя выхватила трубку:

– Привет, Димка!

Голос, раздавшийся ей в ответ, оказался взволнованным и напряженным.

– Надя, у тебя все в порядке?

– Да, – недоуменно произнесла она. – Все в порядке. А что?

– Надя, я тебя попрошу: никуда сегодня из библиотеки не выходи. Ладно?

– Почему? А мы с девчонками в кафе пообедать собирались… – сообщила Надежда.

– Не надо! Не надо никуда ходить! – взволнованно прокричал Полуянов. – У вас в библиотеке пирожки вкусные – вот и пообедайте в буфете пирожками!

– Да что случилось-то?

– Я все расскажу. Но – потом. Не по телефону.

– Ну, ладно…

– Я заеду за тобой. Прямо к концу твоей работы. Но ты меня не внизу, не на крыльце жди, ладно? Оставайся в зале. Увидишь в окно, что я подъехал, «Короллу» мою увидишь – только тогда и спускайся. Поняла?

– Да что происходит-то?

– Я все объясню при встрече.

У нас в зале окна не на улицу выходят, а во двор, – позволила себе покапризничать Надя. – Я тебя не увижу.

– Значит, постоишь у окна в коридоре, – отрезал Дима. – И еще. Не разговаривай ни с кем посторонним. Ни по телефону, никак. Ни от кого не принимай никаких вещей. И, пожалуйста, все время будь на виду. Рядом с другими людьми. Поняла?

Голос друга звучал весьма взволнованно, поэтому у Нади лишь достало слабо пошутить:

– Почему ты опеку такую надо мною взял? Приступ ревности?

– Хуже.

– Ты можешь объяснить, в конце концов, в чем дело?

– Я уже говорил: не сейчас. И не по телефону… Я тебя прошу: пожалуйста, будь осторожна. Я буду звонить в течение дня. И – жди меня вечером.

***

Дима еще раз бросил взгляд на страшную фотокарточку.

Выжженные сигаретой глаза.

Похоже на языческий обряд. Колдовство вуду.

И еще – на какую-то чисто женскую разборку.

Маленькую ехидную бабскую месть.

Или, может, и вправду это угроза?

Может, ему таким образом пытается отомстить какая-то девушка? Им, так сказать, соблазненная и покинутая?