Ледяное сердце не болит

Следующим движением мужик сорвал с губ Нади пластырь (было довольно больно) и выдрал кляп из ее рта.

– Ешь! – скомандовал мужик из-под маски, кивнув на миску каши. – Когда поешь, развяжу ноги, сходишь в туалет.

Голос его звучал монотонно, словно принадлежал привыкшему ко всему и равнодушному тюремщику. Но, кем бы он ни был, Надя не собиралась подчиняться его воле и выполнять его приказы. Она набрала в легкие воздуха и завизжала самым противным голосом, на который только была способна:

– Отпусти меня!!! Отпусти! Гад! Подонок! Сволочь!

Надежда знала откуда-то (или сама догадалась), что главное, чего добиваются похитители на первых порах, это сломить волю жертвы к сопротивлению. И она решила не подчиняться никаким приказам маньяка – пусть даже ей будет хуже.

Ударом свободной руки она смахнула с табуретки миску с кашей. А затем связанными ногами попыталась ударить мужика по голени. Миска покатилась – дребезжа и оставляя на бетонном полу плюхи каши. Другой удар – по ногам похитителя – оказался менее удачным. Тот благополучно отскочил, а потом ответил сильнейшим ударом Наде в лицо. На секунду она потеряла сознание, а когда очнулась, все вокруг показалось ей не настоящим: ее тюрьма… мужик в масочке… кровать… табуретка… А пока девушка пребывала в состоянии грогги, похититель отвязал Надину левую руку от спинки кровати, заломил ее за спину и снова накрепко примотал к правой. А потом он повалил Надю навзничь, навалился сверху (рукам было очень больно).

– Нет!! – закричала она. – Нет! Пусти! Убирайся!

Руки его залезли к Наде под свитер и принялись шарить по голому телу. В действиях мужика тем не менее не было ничего сексуального – только лишь что-то садистское. Руки больно схватили ее за грудь. Правая грубо, цепко сдавила сосок. Надя невольно вскрикнула.

– Ш-шлюш-шка, – прошипел мужчина, напирая на «ш». – Слушаться меня! Надо слушаться! Ясно?!

Его лицо вспотело под маской – Надя видела это по прорезям для глаз и не закрытому до конца подбородку. Затем мужик, приподнявшись с нее, больно ухватил Надю за нос – а когда она непроизвольно открыла рот, чтобы вдохнуть воздух, он всунул ей кляп.

Надя замотала головой – и получила оглушительную пощечину. Помимо того, что это было больно, оказалось еще и очень унизительно. Впервые в жизни ее бил мужчина. Пока, оторопевшая, она приходила в себя, мужик залепил ей пластырем рот.

Потом он опять рявкнул: «Слушаться меня!», подобрал с пола миску и вышел.

Надя осталась одна и залилась слезами, которые она даже не имела возможности утереть.

В следующий раз она, пожалуй, очень сильно подумает, прежде чем сопротивляться воле похитителя.

***

Дима встретился с майором Савельевым в восемь вечера у того самого подземного перехода на проспекте Мира, в котором сегодня утром скрылась Надежда. Темнота уже упала на Москву, но, против ожидания, она принесла не усиление мороза, а, пожалуй, потепление. Во всяком случае, впервые за последнюю неделю Дима снял спортивную шапку.

Опер тоже был с непокрытой головой, без перчаток, в плотной, кожано-меховой, но короткой – всего до талии – куртке.

– Потеплело-то, а? – заметил Полуянов, после того как они с Савельевым обменялись рукопожатиями. – Минус двадцать, а нам уже кажется – Сочи.

Журналист понимал, что опер оказывает ему личную услугу, не знал, как он будет его благодарить, и оттого чувствовал себя неловко.

– Веди меня, Вергилий, – хмыкнул майор. – Веди тем путем, каким девушка твоя сегодня утром шла.

«Странный человек Савельев, – подумалось Диме, – то по-французски, то по-английски пытается изъясняться, то Данте поминает…»

– Слушай, Вася, а ты где учился? – поинтересовался Полуянов, когда они спускались в подземный переход.

– Да я, как и все менты, – откликнулся опер. – Окончил НШМ. Сиречь: низшую школу милиции.

В переходе оказалось холоднее, чем на улице, горел тусклый свет, торопились немногочисленные прохожие. Однако, несмотря на ледяную сырость, посреди перехода разложила на складных столиках свой ассортимент уличная торговка с красно-каленым лицом. Она торговала разномастным постельным бельем, полотенцами, фартуками.

– Жди здесь, – бросил Савельев Диме и направился к торговке.

О чем они говорили, Полуянов не слышал, но, судя по обоюдным улыбкам, опер нашел с продавщицей общий язык. Они довольно мило потолковали минут десять, тепло распрощались, и майор отошел к Полуянову. Бросил:

– Пошли дальше.

– Что ты узнал?

– В этом переходе с твоей девушкой сегодня ничего не случилось.

– Почему ты так уверен?

– Потому что здесь за целый день вообще ничего не случалось.

– Неужели эта продавщица тут с самого утра торчит? – усомнился журналист. – С девяти часов?

– Работа такая, – неопределенно пожал плечами майор.

В следующий раз он покинул Полуянова в вестибюле станции «Алексеевская»: исчез за дверями с надписью «Опорный пункт милиции». Отсутствовал опер довольно долго: как раз то время, за которое вполне можно было выпить стакан чаю или рюмки три водки.