У него было все — у них ничего. Да если бы не ее настойчивость и решимость, Зара бы до сих пор прозябала в деревне. Но ему-то до этого не было никакого дела! Нет, папочка, нужно платить по счетам.
Былая обида поднялась со дна сердца, подступила к горлу. Снова вспомнились томительные вечера ожидания отца и момент, когда она узнала, что он никогда не приедет. Не потому, что умер, а потому что его не интересовала ее судьба.
— Рэнальд Хеброн Рандрин, помните ли Вы еще вечер, проведенный в лучшей гостинице Юра? — крылья заскреблись под лопатками и пушистыми мощными побегами вырвались наружу. Девушка смаковала это ощущение, специально собирала в сердце злость, превращая ее в концентрированную эссенцию, кислоту, способную проесть любую броню. И вот крылья взметнулись над головой, несколько раз угрожающе хлопнули, породив поток прохладного воздуха.
Это еще что такое? Кто имел наглость так грубо прервать его разговор с членами Совета? Кажется, какая-то девчонка…
Герцог С'Эте бросил на нее недовольный взгляд и замер, будто увидел приведение.
Действительно, девушка, совсем молодая, но у нее его глаза! И если бы только глаза — эти крылья, которые бывают только… Невероятно, невозможно, немыслимо! Таких совпадений не бывает, она ведь, как две капли воды, похожа на него.
Иллюзия? Чей-то розыгрыш? Демон? Или все, что он видит, подлинное?
Целая гамма эмоций сменилась на его лице: от недоумения и удивления до страха и нерешительности.
Зара улыбнулась, но это была не счастливая улыбка дочери, а коварная улыбка ведьмы.
Оттолкнувшись ногами от пола, она на миг почувствовала себя во власти воздушной стихии. Увы, Зара не умела пользоваться крыльями, поэтому вынуждена была вновь опуститься на пол.
— Кто Вы? — глухо спросил Рандрин.
Девушка на уровне подсознания почувствовала, как отец сотворил защитное заклинание. Значит, о волшебстве стоит забыть.
То ли злости в ней стало меньше, то ли пришло осознание своей беспомощности против взрослого опытного мага, но крылья дрогнули в последний раз и пропали.
— Кто я? — Зара обошла вокруг Рандрина и остановилась в нескольких шагах от него. — Вам официально или по рождению?
— Потрудитесь объясниться, сеньорита, — сдвинул брови герцог.
Ближайшие часовые напряглись, взялись за оружие, готовые по первому взгляду придти на помощь сиятельному члену правящей элиты.
— Нет, это Вы расскажите этим господам, — Зара указала на членов Совета, — как Вы в свое время делали в гостинице "Белая ладья". Там служила одна милая доверчивая девушка, которой исковеркали жизнь по Вашей вине.
Плотину прорвало, и скопившиеся за многие годы слова обиды прорвались наружу бурным потоком.
— Негодяй, Вы даже не поинтересовались, что стало с ней, как она жила все эти годы! Ни разу! Ни сами, ни через кого-то другого! Или Ваши мерзкие деньги, по-Вашему, должны были все исправить? Слушайте, слушайте все! — девушка перешла на крик. — Ваш любимый герцог С'Эте…
— Мы договорим об этом в другом месте, — оборвал ее Рандрин, быстро сделал какой-то пас рукой перед лицами невольных слушателей Зариной речи и увлек нарушительницу спокойствия в ближайшее помещение.
— А теперь все то же самое, но без эмоций, — он скрестил руки на груди, пытаясь ледяными синими глазами проникнуть в недра ее души.
Итак, судя по всему, оболочка истинная, значит, она его дочь. Что ж, вполне возможно, герцог понятия не имел, сколько у него детей; одним больше, одним меньше… Но эта особенная: в ней течет чистая кровь Рандринов, будто она и не полукровка. Более того, у нее есть дар. Хорошо, что девчонка о нем не знает, а то бы ее месть была куда более эффективной, чем сотрясание воздуха в коридорах Дворца заседаний. Кстати, как она сюда попала, кто выписал ей пропуск?
— Без эмоций? — прошипела Зара и рассмеялась. — Ни разу, ни разу за восемнадцать лет Вы не изъявили желания взглянуть на меня, я для Вас не существовала! Бастард, без роду, без племени…
Обойдя вокруг стола, она уперлась ладонями в ореховую столешницу, чуть наклонив корпус вперед, к отцу:
— Вам-то легко говорить, Вы жили в свое удовольствие, а у меня ничего не было. Я ведь еще до рождения стала для всех хуже бродячей собаки, поэтому мать и уехала: затравили ее, заклеймили шлюхой. Но мы-то с Вами знаем, что вся вина за ее позор лежит на другом человеке.
— Это дело прошлое, — пробормотал Рандрин. — Честно говоря, никогда не думал, что когда-то тебя увижу.
Как странно, она сумела его смутить… Сильная, напористая, гордая, знающая себе цену, эта девушка вела себя совсем не так, как дочь простолюдинки. Она поступала так же, как поступил бы он, с поправкой на женскую эмоциональность.
— Безусловно, Вы все для этого сделали! Но теперь, дорогой папочка, все будет по-другому. Вы меня признаете, официально признаете и дадите свою фамилию. Я не желаю больше быть "неизвестной", я хочу получить то, что положено мне по закону.
— По закону тебе ничего не положено, по закону тебя не существует, — отец смерил ее снисходительным взглядом. — Кто ты — и кто я?