Ледяное взморье

– Это по-твоему. На самом деле Кристус получил приглашение на работу в Бельгию еще в 1938 году. Родители его умерли, жениться не получилось – невеста укатила с каким-то немецким майором в Пруссию. Остался дом на улице Аспарос № 16. Это самая окраина. Можно сказать, крайний дом, у дороги в сторону Эстонии. Но Давис в 41-м приезжал, я тогда еще нормальный был. Встретились, выпили пива, он рассказал, как живется в Бельгии, под немцами. Не жаловался, нашел себе женщину, планировал жениться. Тогда же получил разрешение оккупационных властей на продажу дома. Но не смог, попросил меня сдать его в аренду, если покупатель не найдется. Доверенность есть, все как положено. Я ходил на Аспарос: дом приличный, вместительный, забор крепкий, большой двор, это же не центр. А потом… ходить уже не мог. Документы и ключи у меня в комнате.

Рейтель обрадовался:

– Что же ты раньше молчал! Значит, есть хата?

– Есть. И я от имени Кристуса могу сдать этот дом любому. Правда, это потребует формальностей в администрации. Но инвалида, думаю, гонять по инстанциям не будут.

Рейтель ненадолго задумался:

– А зачем афишировать дом? Главное, он на окраине, оформлен как положено, вопросов ни у кого не вызовет. Вот только соседи?

Янтуш помрачнел, взглянул на сестру:

– А рыжую Марину Сейко ты помнишь?

– Смутно.

– Семья Сейко соседствовала с Кристусами. А Маринка мне даже нравилась, такая шустрая девчонка.

– И что? – спросил Рейтель.

– А то, что отец ее Дмитрий Георгиевич коммунистом был. Жена тетя Мила умерла еще в 35-м. Как немцы пришли, дядю Диму арестовали и расстреляли. А Марину отправили на работы в Германию, искупать вину отца.

– Жалко, – вздохнула Инга.

– Не то слово. Но по соседству с домом Кристуса никто не живет, по крайней мере не жили до 41-го года.

Рейтель проговорил:

– На окраинах много пустых домов, немцы там не селятся. А кроме Сейко, кто еще были соседями?

– По другую сторону жили евреи. Домов пять. Их до Сейко уничтожили, дома спалили. Тебе, Марк, туда поехать самому надо, все посмотреть.

– Да, конечно, и прямо сейчас.

– Не поздно?

– До одиннадцати еще светло.

– Но ты же выпил, – сощурила красивые глаза Инга.

– Что такое двести граммов немецкого шнапса? Так, ерунда.

– А запах?

– Ты забыла, кто я по должности?

– А, ну да, оберштурмбаннфюрера никто обнюхивать не будет.

– Да и останавливать тоже в черте города.

– Я поеду с тобой, – неожиданно заявила женщина.

Рейтель взглянул на нее:

– Позволь узнать зачем?

Брат рассмеялся:

– Ничего лучшего спросить не мог? Инга же потом к тебе хочет поехать.

– Перестань, Макс, – возмутилась женщина.

– А что? Разве я не прав?

– Да ну тебя.

Янтуш подмигнул советскому разведчику:

– Забирай, капитан, надо жить, пока есть возможность и здоровье.

– Ладно.

Инга встала с табуретки:

– Тогда я быстро: переоденусь, и поедем.

– Десять минут.

Инга упорхнула в комнату.

Рейтель спросил Макса:

– Тебе одному ночью не слишком тоскливо будет?

– Не беспокойся. Если Инге достанется такой, как ты, я буду счастлив.

– Давай, друг, только не прикладывайся больше к бутылке.

– А чего там, сто граммов и осталось, приму на сон грядущий. Да, если из госпиталя позвонят насчет Инги, что сказать?

– В смысле, где находится?

– Да.

– Скажи, у меня. Можешь назвать фамилию и звание.

– Хорошо. Удачи, Марк.

– Не скучай.

Рейтель спустился во двор, сел в машину. Практически тут же на переднее сиденье заскочила Инга. На голове бежевый беретик.

Рейтель улыбнулся.

– Что? Тебе не нравится мой берет?

– Не то чтобы не нравится, но ты в нем смотришься, извини, комично.

Женщина сняла головной убор:

– Вам, мужикам, не угодишь.

– У тебя же красивые, густые волосы, зачем ты прячешь их под каким-то старым беретом?

– Ты хочешь, чтобы меня запомнили там, куда едем?

– Ах, вот почему ты надела его? А знаешь, ты права, и комично выгляжу я, если не сказать более жестко. Надевай.

Янтуш покачала головой:

– То сними, то надень.

– Не ворчи, вот это тебе ни при каких обстоятельствах не к лицу.

– Ты дорогу-то к нужной улице знаешь?

– Я обязан знать местность, где работаю.

– Тогда чего стоим?

Рейтель повел «Фольксваген» к выезду из города.

Улица Аспарос оказалась небольшой, домов в десять с каждой стороны. В основном дворы частного сектора. Немного в стороне Рейтель и Янтуш увидели полусгоревшие дома.

– Здесь жили евреи, – вздохнула Инга, – скажи, Андрей…

Ремезов прервал ее:

– Не называй в машине меня этим именем.

– Извини, скажи мне, Марк, почему фашисты так возненавидели евреев? Ведь они спокойно работали, жили по всей Европе, и в Германии тоже.

Рейтель ответил:

– Германия с приходом к власти Гитлера кардинально изменилась, словно и не было там компартии, революции, рабочих, которые симпатизировали Советскому Союзу. Людей буквально подменили. И сейчас гитлеровцы ненавидят не только евреев, а всех, кто принадлежит в другой расе, а это половина Европы. Славяне – недочеловеки, евреи – тоже, только хуже, а цыгане – вообще ошибка природы. Вот и исправляют несправедливость по-гитлеровски. Миром править должна высшая арийская раса. Остальные – только работать на нее.