– Ну фашисты, чтобы случайно под свой авиаудар не попасть, растягивают на башнях танков или над моторным отсеком флаги. Флаг у них яркий, с высоты хорошо заметен. Если б найти хоть парочку…
– Поищем, – ухмыльнулся тот. – Слышал я про такое, но сам ни за что бы не вспомнил. Спасибо. Товарищи командиры, все слышали? Вопросов нет? Тогда свободны, у вас максимум полчаса. Формируйте ударные отряды, брать самых опытных и обстрелянных. Отряды возглавят старший лейтенант Семенов и лейтенант Никишин, остальные пойдут в колонне. Ослабевших или легкораненых в состав ударных групп не включать, переход тяжелый, могут не выдержать. С боеприпасами разберитесь отдельно, уцелевшие «болиндеры» мы выгребли подчистую, на прорыв должно хватить. С танкистами сам обговорю. Разойтись!
И добавил, взглянув на Алексеева:
– Товарищ старший лейтенант, задержитесь, пожалуйста. У меня к вам имеется несколько вопросов.
Как Степану удалось не сыграть лицом, он и сам не понял – уж больно все напоминало сцену из знаменитого сериала: «Штирлиц, а вас я попрошу остаться еще на одну минуту».
– Есть.
Кузьмин молча кивнул на ближайший табурет:
– Присаживайся, это ненадолго. – Комбат выглядел слегка смущенным, словно не знал, с чего начать разговор. – Тут такое дело, лейтенант: ты извини, что сразу тебе не поверил, что сомневался в твоих словах. Сам должен понимать. Взялся не пойми откуда, странные вещи говорить стал. Но теперь, когда командование своим приказом твои слова подтвердило… в общем, спасибо тебе! Как подумаю, в какую мясорубку мы бы под Глебовкой угодили и скольких ребят практически зазря положили… Как Новороссийск возьмем, сразу представление на тебя подам. Ты за одну только радиостанцию и батарею орден заслужил, а с учетом этой секретной шифромашины – так, может, и не один! А перед тем еще и артсамоход спалил.
В первую минуту Степан даже не нашелся, что и ответить: вот так ни фига себе он в прошлом легализовался! Если Кузьмин и на самом деле представление на него напишет и ему ход дадут, очень даже интересные вопросы к нему возникнут. Поскольку неожиданно – ага, вот именно что неожиданно, три раза ха-ха! – выяснится, что никакого старшего лейтенанта Алексеева в природе не существует, и никакой «секретной разведгруппы особого назначения» тоже! Да уж, проблема… но не убеждать же Кузьмина этого не делать? Тем более еще нужно живыми до Малой Земли добраться…
– Спасибо, Олег Ильич, – во второй раз назвав капитана третьего ранга по имени-отчеству, ответил морпех. – Вот только я ведь не один был, мои бойцы тоже награды заслужили. Да и вообще, давайте сперва отсюда выберемся, а там уж и про награды говорить станем. Не за ордена сражаемся, за Родину. – Откровенно говоря, Степан не помнил, откуда в памяти взялась эта фраза – то ли сам придумал, то ли услышал где. Наверняка услышал, уж больно красиво прозвучало.
– Скромность – это хорошо, это правильно, – покладисто согласился Кузьмин, исподлобья глядя на морпеха. И тот неожиданно понял, что все произнесенное – не более чем прелюдия. А на самом деле комбат хочет сказать совсем другое. Ну или спросить.
Так и оказалось:
– Ладно, старшо́й, ты прав, неважно все это сейчас. Вопрос задать хочу: ты ведь мне не все, что знал, рассказал, верно? Может, поделишься? Или снова отнекиваться станешь, мол, права не имею, секретная информация?
Алексеев откровенно завис: подобного вопроса он уж точно не ожидал. Ну, и что ему отвечать? Снова врать и что-то выдумывать? Вот только что именно? Не пересказывать же комбату историю Малой Земли и будущего освобождения всей Тамани, выдавая это за совсекретные планы командования? Которых он по определению знать не может? Бред же, честное слово…
От необходимости отвечать Степана, как ни странно, спасло люфтваффе: сквозь занавешенные плащ-палатками окна донеслись крики «воздух!», и практически сразу на дальней окраине поселка ударили первые взрывы. Гитлеровцы устали ждать, когда русские перейдут к активным действиям, и сделали первый ход, многократно проверенный за годы войны, – отправили разобраться с ситуацией пикирующие бомбардировщики.
– Наружу! – рявкнул морпех, подрываясь с табурета.
Кузьмин действовал не менее решительно – подхватил со стола карту, не глядя запихивая ее в полевую сумку, протянул руку к лежащей на дальнем крае стола флотской шапке-ушанке. И в этот миг грохнуло совсем рядом. Хата буквально подпрыгнула на месте, с просевшего потолка сыпануло трухой, в соседней комнате что-то звучно упало. Ударная волна внесла внутрь сорванные брезентовые полотнища, щедро осыпав помещение остатками стекол и щепками разбитых оконных рам. В нос шибануло уже знакомой кислой вонью сгоревшей взрывчатки.