Ледяной дворец

Телеграфные провода теперь побежали парами, сбоку легли две колеи, потом их стало три, четыре; потянулись дома с убеленными крышами, мелькнул трамвай с наглухо замерзшими стеклами, улицы, перекрестки. Город.

Растерянно ступила она под своды выстуженного вокзала и увидела торопившиеся навстречу три фигуры в мехах.

– Вот она!

– Салли Кэррол!

Салли Кэррол опустила чемодан.

– Привет!

Смутно знакомое, холодное, как ледышка, лицо наклоняется к ней, целует; встречающие окружают ее, словно курильщики выдыхая клубы пара, трясут руку. С Гарри пришли его брат Гордон, коренастый тридцатилетний бодрячок, неискусная и уже потускневшая копия Гарри, и его жена Майра, анемичная блондинка в меховом шлеме. Салли Кэррол сразу почудилось в ней что-то скандинавское. Радушный шофер завладел ее чемоданом, Майра вяло и невнимательно радовалась встрече, и, бестолково шумя, компания вывалилась на улицу.

Машина колесила по лабиринту занесенных снегом улиц, где хозяйничали мальчишки, цепляя салазки к фургонам и автомобилям.

– Глядите! – закричала Салли Кэррол. – Я тоже хочу. Это можно устроить, Гарри?

– Детская забава. Можно, конечно…

– А как было бы здорово, – огорчилась она.

На белоснежном ковре просторно расположился деревянный дом, и здесь, в родных пенатах Гарри, ее представили крупному седовласому господину, который ей сразу понравился, и даме, похожей на яйцо и удостоившей ее поцелуем. Целый час стоял невообразимый переполох, смешавший в одну неразбериху обрывки фраз, горячую ванну, яичницу с беконом и чувство общей смущенности. Наконец они с Гарри уединились в библиотеке, и она призналась, что ей хочется курить.

В просторной комнате с изображением Мадонны над камином вдоль стен протянулись ряды книг, мерцавших и горевших золотым тиснением на рубиновых корешках. На спинки кресел были наброшены кружевные салфеточки под голову, стояла вполне удобная софа, книги – пусть не все – явно побывали в руках, и Салли Кэррол вдруг мысленно увидела их бестолковую старенькую библиотеку – отцовы медицинские фолианты, портреты трех ее двоюродных дедушек в простенках и старый диван, который уже полсотни лет не перетягивали, но как сладко мечталось на нем. В этой комнате поражало то, что в ней не было ни хорошо, ни плохо. Просто выставка дорогих вещей не старше пятнадцати лет.

– Ну как тебе у нас? – нетерпеливо спросил Гарри. – Непривычно? Не разочаровалась еще?

– В тебе – нет, Гарри, – тихо обронила она и протянула ему руки.

Мельком поцеловав ее, он снова воззвал к проявлению восторгов.

– А сам город, город тебе нравится? Воздух какой здоровый!

– Гарри, – рассмеялась она, – дай мне оглядеться. Не требуй от меня всего сразу.

Затянувшись сигаретой, она облегченно передохнула.

– Я хочу кое о чем попросить тебя, – смущаясь, заговорил он. – Для вас, южан, вся жизнь упирается в семью, в традиции, и я не говорю, что это плохо, только у нас все немного иначе. Понимаешь, многое из того, что ты увидишь, поначалу покажется тебе даже вульгарным, но ты не должна забывать, что у нашего города на веку всего три поколения. У нас у каждого есть отец, а половина города может похвастаться дедушками, но дальше наша родословная обрывается.

– Понятно, – проронила она.

– Город основали наши деды, и чем только не приходилось им тогда заниматься. Есть, например, одна дама, сейчас она своего рода законодательница общества, – так ее отец был мусорщиком… Всякое бывало.

– Погоди, – озадаченно сказала Салли Кэррол, – ты боишься, что я стану судить людей, что ли?

– Да нет же, – поспешил сказать он, – я и сам нисколько не стыжусь их. Понимаешь… тут прошлым летом гостила одна девушка, тоже с Юга, и что-то она ляпнула некстати… и я решил тебя предупредить.

Салли Кэррол вся вспыхнула от возмущения, словно ее ни за что ни про что отшлепали, но Гарри, видимо, счел предмет исчерпанным, с воодушевлением переменив тему.

– У нас сейчас затевают карнавал. Впервые за десять лет. Строят настоящий ледяной дворец, такого с восемьдесят пятого года не было. Из блоков отборного, прозрачнейшего льда. Грандиозно!

Встав, она подошла к окну и раздвинула тяжелые ворсистые портьеры.

– Гляди! – воскликнула она. – Два малыша лепят снежную бабу. Может, я выйду им помочь?

– Выдумщица! Лучше поцелуй меня.

С видимой неохотой она отошла от окна.

– Вообще-то климат у вас не очень располагает к поцелуям. Спокойно не посидишь.

– А мы и не будем рассиживаться. Эту неделю я для тебя освободил, взял отпуск, и сегодня, кстати, мы приглашены на ужин и танцы.

– Только вот что, Гарри, – призналась она, удобнее устраиваясь у него на коленях, – я наверняка растеряюсь. Я совершенно не представляю, понравится мне там или нет, как вести себя с людьми, я ничего не знаю. Ты мне должен все-все подсказывать, милый.

– Подскажу, – мягко пообещал он, – а ты за это скажи, что тебе у нас хорошо.

– Мне ужасно хорошо, – шепнула она, незаметно оказавшись в его объятиях, как она умела это делать. – С тобою мне везде хорошо, Гарри.

И тогда же, пожалуй впервые за всю жизнь, она почувствовала, что сказала чужие слова.