Ледяной город

Никогда еще пляж не выглядел таким грязным. Что, если цвет воды зависит от цвета неба? Небо обложено тучами, и вода становится мрачно-зеленой. Прибой выбросил на берег клубки водорослей, в одном из которых запуталась мертвая чайка — заляпанная грязью, она лежала брюхом кверху. Еще на берегу валялись две пивные банки, половина теннисного мяча и чуть поодаль от водорослей — полиэтиленовый мешочек с собачьим дерьмом, завязанный сверху. В «Гуд таймс» недавно писали, что вода в море полна опасных бактерий. Неудивительно.

Из-за шторма волны прибоя стали короткими и накатывали хаотично. Но даже сейчас океан не был пуст. Две лодки прокладывали путь сквозь зыбь, устремляясь в открытое море. На пляже девушка в желтых шортах занималась бегом. Когда накатывала волна, девушка оказывалась в воде, разбрызгивая ее, а когда прибой отступал — снова на песке. Бежала она с впечатляющей скоростью.

Рима тоже пыталась заняться бегом после смерти Оливера: ей казалось, что полезно доводить себя до физического изнеможения. Если заменить эмоциональное опустошение телесной усталостью или совместить их, в голову будет лезть меньше мыслей — так ей казалось. Но быстро перебирать ногами оказалось для Римы непосильной задачей. Потом она сделала еще попытку, но поняла, что неправильной была сама посылка. Именно во время бега мысли и лезут в голову. Рима возненавидела это занятие.

Какой-то человек обходил пляж с металлодетектором: останавливался, рылся в песке, клал в карман что-то небольшое. Доберман на поводке и бультерьер без поводка. Два басенджи и один бернский зенненхунд. Рима неплохо разбиралась в породах собак. Когда ей было тринадцать, а Оливеру — десять, они, затаив дыхание, следили за Вестминстерской собачьей выставкой. К двенадцати годам Оливер охладел к выставке, решив, что все это — сплошная евгеника.

Маленькая девочка уцепилась, точно морская звезда, за ногу отца. На ней были резиновые сапожки и темно-красный дождевик с зелеными чешуйками на спине и капюшоне, словно у дракона или динозавра. Под остроконечным капюшоном оказалось сердитое лицо. Такого злющего дракона Рима еще не видела. Заметив, что Рима ее разглядывает, девочка расстреляла любопытную из пальца.

Сила Скорч была столь велика, что она убедила такс переключить внимание с мертвой чайки на половину теннисного мяча, который уже был разорван на кусочки поменьше. Половина половины половины теннисного мяча. Апория Зенона.

С Коди у Скорч получалось не так удачно. Скорч сказала, что ее семья собирается на День благодарения в Йосемитский парк и Коди приглашен тоже, только ему придется жить в одном домике с двумя ее братьями и ни в коем случае не проговориться, что между ними был секс.

Коди тряхнул головой. Он представлял себе День благодарения не так.

— А ты куда собираешься? — поинтересовался он у Римы.

Та ответила, что старается об этом не думать. На самом деле, пока Скорч и Коди не заговорили о Дне благодарения, она совсем не думала об этом. Ей даже в голову не приходило, что надо куда-то ехать. А может, Аддисон этого и хочет? Праздник внезапно обрушился на нее, как подошва ботинка — на муравейник.

Темный человек в тюрбане стоял лицом к океану и жестикулировал одной рукой, держа в другой листы бумаги. Рима не слышала ничего из-за шума воды; между тем человек что-то говорил. Иногда он бросал взгляд на лист бумаги.

Конечно, всегда можно поехать к одной из теток, если только найдется авиабилет по сходной цене. Но Риме не хотелось. Слишком много родственников. Единственным приемлемым Днем благодарения для нее был День благодарения без родственников.

Они подошли ближе к человеку в тюрбане, и теперь Рима слышала, что он говорит, — заученно, мелодическим голосом:

— …и в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы…

День благодарения был любимым праздником Риминой матери. В этот день, говорила она, приглашают к столу бродяг и сирот. Не думала Рима, что ей уготована роль сироты за столом.

— …и даже весь — о да, весь шар земной. И как от этих бестелесных масок, от них не сохранится и следа. [54]

К ужасу Римы, она разрыдалась прежде, чем осознала это. И снова истерика — в компании Коди и Скорч! Стоит им обернуться — и они все увидят. Рима без единого слова повернулась, быстро пошла обратно, добралась до своей комнаты, закрыла дверь и рухнула на кровать. Она надеялась, что Коди и Скорч отыщут какую-нибудь более приемлемую причину, почему она покинула их. Ну, например, просто сочтут ее хамкой.

В защиту Римы можно сказать, что эти строки из Шекспира, угодившие точно в больное место, пожалуй, заставят разрыдаться кого угодно.

Глава семнадцатая

(1)

Поплакав вволю, Рима залезла под душ. Стоя под горячими струями, она намыливала голову шампунем с запахом дыни. Затем выключила воду, потянулась за полотенцем и замерла на месте, задумавшись.