Пожалуй, Энди был прав — смотреть там нечего. Но вдруг попадется коробка в шкафу или письмо, забытое за зеркалом в ванной? Чтобы проверить это, понадобится немного времени. Ночь стояла беззвездная — вероятно, небо затянули облака. Воздух был сырым. Рима пожалела, что под рукой нет ее кливлендского зимнего пальто.
Включив фонарь, она пошла к ступенькам террасы. Средняя сгнила — Рима чуть не провалилась. Лампочки под абажуром не было, но она все равно щелкнула выключателем, помня, что мир намного шире, чем он представлен в философии Максвелла Лейна. За отсутствием лампочки свет, естественно, не зажегся.
Рима направила фонарик на дверь, попробовала ручку — заперто. Над дверью была оконная рама на девять стекол: два из них треснули, а четыре пропали совсем. Рима дотянулась сквозь пустую раму и отворила дверь изнутри. В доме было ничуть не теплее, чем снаружи.
У входа расстилался ковер из сухих листьев. Рима пробиралась через них осторожно, боясь задеть какую-нибудь живность. Четыре дыры на стене говорили о том, что здесь висела картина или вешалка для шляп. Луч фонарика высветил пятно, отдаленно напоминавшее верблюда, — видимо, о стену разбили бутылку с пивом. Рима наступила на что-то вроде презерватива или пластикового мешка, но совсем крохотного, — выяснять она не стала. Пахло листьями и еще чем-то — летучими мышами?
«Ну вот, опять из-за тебя попала в переделку», — обратилась Рима к Оливеру. Листья закончились, теперь под ногами была твердая поверхность деревянного пола. Еще три ступеньки — и Рима оказалась в гостиной. Она посветила по сторонам, вздрогнув, когда по темными окнам заплясали яркие блики. Внутреннюю стену покрывали граффити: инициалы «ПТК» — широкие закрашенные контуры. Под ними кто-то высокообразованный вывел: «Взгляни на мои труды, о всемогущий». Была еще одна надпись, красным маркером: «Я люблю Амелию».
Ровно посередине комнаты стояло кресло без подлокотников, обитое материей. Рима различила остатки цветочного узора. Подушки у кресла не было, одна из пружин выскочила. Рядом громоздилась стопка газет такой высоты, что могла служить столом, на вершине ее стояла бумажная чашка из «Старбакса». Рима шагнула к газетам и направила на них фонарик; мрак вокруг нее сгустился. Сверху — номер «Гуд таймс» со статьей о мужской красоте. Из-под него высовывался последний «Сентинел» — тот самый, с фотографией Аддисон.
Римино сердце бешено заколотилось, мысли не поспевали за ним. Не успела она подумать о том, что не надо было сюда приходить, как по листьям зашуршали чьи-то шаги.
Рима обернулась.
Загорелся верхний свет.
В гостиной стояла Памела Прайс, отрезав Риме путь назад, с ключами от ее машины. Рима не помнила, чтобы оставляла их в замке. Вот так и теряются ключи, когда ты думаешь о чем угодно, только не о них. А надо следить за каждым своим движением — вот я вынимаю ключи из замка зажигания, вот я кладу их в карман и так далее.
Глава двадцать шестая