Ледяной клад

Ледяной панцирь все явственнее вгибался к средине, садился на дно. Туда переместился весь свободный разлив Громотухи. Совсем поникли желтые фонтаны у берега. И все это значило...

- "Семь братьев" все-таки прихватили, - с дрожью в голосе сказал Косованов. - Не хватило у реки первой силы, чтобы прорваться насквозь, на выход, за островом. Вода садится, падает. Теперь коса определенно может зажать. Лед там стоит неломаный, целенький. Ну, "Братья", "Братья", дайте же скорее воды!..

Но таинственные и злые "Семь братьев" - узкий и крупноглыбистый порог за поворотом реки, не видимый от Громотухи, - "Семь братьев" упрямо продолжали держать образовавшийся на камнях затор и вместе с ним воду, заставляя все больше мелеть нижнее плесо. Теперь, когда затор там все же рухнет и освобожденная бешеная сила реки толкнет замершие сейчас ледяные поля, они поползут на очень низком урезе, вспахивая, как плугом, берега, срезая все преграды на своем пути, - неумолимо поползут, пока их не поднимет докатившимся сверху валом воды. И если этот спасительный вал отстанет на какое-то время, в течение которого льдины, измученные волочением по камням, опять остановятся, сжатые в узком горле реки, - им на плечи полезут все новые и новые, пока не воздвигнется высокая гора. А уж тогда запоздавший и от этого превратившийся в злого врага водяной вал, неся на себе самые тяжелые и крепкие ледяные поля, накатится сверху, ударит, разольется, дико и широко, бесчинствуя в тесных для него берегах...

- Фина! - позвал Павел Мефодьевич. Он стоял с фотоаппаратом и через каждые две-три минуты щелкал затвором. - Афина, где ты?

- В поселке она, при Иван Романыче осталась, - ответил кто-то.

- Ах ты, беда-то какая! - вздохнул Загорецкий. - Кончилась пленка. У Фины глаза острее, катушку бы поскорей переставила.

Он присел на корточки, из нагрудного кармана гимнастерки вытащил очки, не торопясь завел оглобельки за уши и стал копаться в фотоаппарате.

На реке между тем лед продолжал садиться. Только дамба пока еще держалась прямая, высокая, словно каменный парапет набережной. Широкая поперечная полынья, все время черневшая открытой, полой водой, постепенно стала смыкаться - ее заполняли некрупные льдины, отделявшиеся от верхнего, по течению, поля.

Прошло еще несколько минут. Тягучих, медленных. Цагеридзе в бинокль обшаривал остров, запань, полоску бечевника вдоль всей протоки, застывшие неподвижно у поворота к "Семи братьям" ледяные поля. Пока еще не было катастрофы, пока еще можно было надеяться...

Но у "Семи братьев" Читаут - или черт? - непрерывно работал, громоздил сейчас ледяные хребты, которые потом неотвратимо могут вздыбиться и на косе, в конце острова...

Цагеридзе не хватало воздуха, горячее солнце до боли резало глаза, и эта боль почему-то всего сильнее отдавалась в раненой ноге. Он не решался посмотреть на стоящего рядом с ним Косованова, боясь прочитать в его взгляде страшное предсказание.

А минуты все шли.

С аппаратом в руках приподнялся Загорецкий, хотел сунуть очки в карман и промахнулся. Они упали на землю.

- Так не было... Так никогда еще не было... - запинаясь, проговорил он. - Николай Григорьевич, я н-не понимаю...

Еще прошла минута. Где-то в запани, посредине протоки, словно выстрел из пушки, прогрохотал лопнувший лед, тот самый защитный лед, который люди с таким трудом наращивали почти три месяца.

- Все еще уходит вода. Мостом навис, - сказал Косованов. - Ну, ничего, может, дал пока просто трещину. Не сквозную...

И Цагеридзе вспомнился такой же "мост", рухнувший зимою на Громотухе, маленькой речке. Он тогда всем доставил немало хлопот и забот по заделке пролома. Если "мост" проломится сейчас и здесь, в протоке, в запани - конец всему.

- Пошел... Пошел... - зашелестели голоса.

На самом повороте реки лед начал словно бы круглиться, дыбиться, вспухать...

- Подымает, подымает...

- Погнало!..

Сверху шествие ледяного вала все продолжалось, и было видно, как он пашет крутые, узкие берега, как выворачивает с корнями могучие сосны, стоящие высоко на откосах, и волочит их за собой.

Ближе заворочались льдины, становясь на ребро и выставляя свои острые углы, забрызганные илом. Опять забили, заплескались близ устья Громотухи желтые фонтаны, и, тоненько позванивая, посыпались в водоворотные воронки длинные, точно хрустальные, иглы. Захрипел воздух в острой щели, образовавшейся вдоль дамбы. Бесследно исчезла полынья. Теперь там крутились и терлись друг о друга льдины, все сильнее нажимая на пока еще мертво стоящее белое поле.

Вот, скрежеща, подалось и оно...

Будь малость пониже защитная дамба - и лед бы теперь пошел напрямую, в протоку, ворвался в запань. Но тут он, хрустя и ломаясь, стал постепенно сдвигаться в сторону правого берега, за остров, всползая местами в низкие черные тальники. А "Семь братьев" между тем гнали и гнали валы один за другим, все выше и все грознее. Готовый раздавить пальцами трубы бинокля, Цагеридзе не отрывал взгляда от поворота реки.

- Фе-досья!.. Ух!.. - услышал он у себя за спиной сдавленный, глухой, словно стон, голос Куренчанина.