Ледяной клад

Он сейчас сидит в комнате у себя, строчит документ о ходе работ по спасению леса и о результатах этих работ. Документ, который должен будет скрепить своей подписью и начальник рейда, свидетельствуя, что все в бумаге изложено правильно.

Баженов сказал: "Это будет лишь материал. Но в то же время и официальная основа для последующих выводов. Научных прежде всего".

Кто может помешать ему на одной и той же "официальной основе" сделать выводы научные и не научные? Он намекнул уже: за производственный травматизм в уголовном порядке отвечают руководители предприятия. Хорошо, пусть отвечают. Николай Цагеридзе готов ответить. Готов ответить по самой суровой мере потому, что он не понимал человека. Мария говорила, Косованов говорил, а он, Цагеридзе, был глух к их словам - он всей, какая только быть могла, силой ненависти отвергал Василия Петровича. Вот за это и готов он ответить!

Стиснув ладонями виски, Цагеридзе метался по кабинету. Человек контужен при падении с высоты, сломал руку, человек лежит в страшных мучениях. Помочь ему смогут только в покукуйской больнице, а Покукуй за рекой, и Читаут сверху еще гонит и гонит частые льдины. Саша Перевалов сказал, что моторная лодка у него в порядке, часа через два можно будет рискнуть - поплыть даже до самого Покукуя. Это и быстрее, чем по суше на лошади, и покойнее для больного. Цагеридзе сказал ему: "Хватит рисков!" Перевалов засмеялся: "Так, Николай Григорьевич, за гусями же и совсем по густому льду мы плаваем! А тут человеку надо руку спасти, сохранить. Каждый час дорог. Доплыву!" Пусть рискует.

Каким постоянным сделалось это слово...

Василий Петрович... Василий Петрович...

Теперь все ясно, все его "кросворты" с самого начала. Он сам не собирался рисковать - "крест в скале я себе ставить не стану". Оградив себя второй резолюцией, начальника он поощрял на риск. Может быть, вспоминалась ему своя молодость и хотелось ее повторить в другом человеке? А в конце всего дела, когда нависла грозная опасность над рейдом и решали минуты, все же и сам "рыскнул". Старый боевой конь заслышал походную трубу...

Нет, не совсем так... Косованов, оказывается, знал, что Василий Петрович и раньше уже готов был поиграть со смертью, готов был взорвать динамит под гребнем затора, если затор образуется. Василий Петрович реку понимает не хуже любых лоцманов и метеорологов, он ее нутром чувствует. Косованов решительно запретил ему даже и думать о динамите. Но Василий Петрович все-таки думал. Потому он напоследок и чокнулся странно со всеми: "За мильён!", "Против черта!". Он предвидел, он считал неизбежным затор у косы, и он к этому приготовился...

Еще накануне оформил себе документ на получение взрывчатки со склада, и Цагеридзе, оказывается, сам его подписал, по привычке не читая бумаги, которые приносит на подпись главный бухгалтер.

Все теперь ахают: "Как же Иван Романыч? Как он допустил?" А что мог сделать лоцман, хотя и поставленный следить за протокой самим начальником рейда, когда второе "главное лицо" ему говорит: "Сымай пикеты и шагай с ними за Громотуху. Там нужнее. За какой холерой и какой дурак здесь тебе на протоку полезет? Сам посмотрю". Главный бухгалтер говорит - его слушаются. Правильно: он тоже начальство! Да и личный авторитет. Это он, Цагеридзе, всегда разговаривал с бухгалтером раздраженно, другие - любили его. Да-а, вот как обдуманно готовил свой "рыск" Василий Петрович! И оправдал его...

Еще говорят: "Зачем он девчонку с собой потащил?" Но Загорецкая видела: человек страшно торопится, ему тяжело, он держится одной рукой за поясницу, а ледяной вал неумолимо и грозно переползает уже через остров. "А на черта нам нерысковых?" - сказал когда-то Василию Петровичу командир партизанского фронта. Почему в тот горячий момент не могла мелькнуть и у Фени такая мысль? Как осудить девушку за все это?

И шагал, все шагал взад-вперед по кабинету...

Когда они - Цагеридзе, Косованов и Баженов - добрались с Громотухи до поселка и вошли в контору, Василий Петрович находился вот на этом диване, где так привычно всегда располагался в углу, загадывая свои "кросворты". Лицо бледное, осыпанное крупными каплями пота, а толстые губы - синеватые, словно он поел спелой черники. Кто-то ему уже распорол рукав пиджака сверху донизу, и на подлокотнике дивана лежало что-то ужасное, раздутое, в фиолетовых кровоподтеках. "Кость раскололась, перебила артерию. Гематома образовалась, - тихо объяснила медицинская сестра. - Мне не суметь... Отвезите скорей в Покукуй". И Перевалов побежал готовить моторную лодку. Феня стояла, корила себя: "И зачем я обратно впереди него побежала!"

Василий Петрович заметил Цагеридзе, попробовал засмеяться, но не вышло, только дернул нижней губой:

- Как, начальник, клад свой вытащил?.. Черт, видишь, тебя обошел. За меня зацепился. Не уволил я черта. Не поспел... Крестец, холера, шибко болел еще с ночи! А как? Так бы ушел я, расчет был точный... И рыск всего один... Да хрен теперь рассуждать - по второму разу скакать через лед не придется...

Заговорил Баженов: