Читаем Ледяной клад полностью

Василий Петрович повернул к ней злое лицо с синеватыми мешками под глазами, набрякшими от натуги.

- Куда ты к черту! - заорал он. - Пошла вон, сопля! Тут динамит!

Страшное слово "динамит" тугой спазмой зажало Фене горло, перехватило дыхание.

Но она все-таки не отстала, не отошла прочь от Василия Петровича. Через силу, а выговорила:

- Все одно, дайте... Я осторожно...

- Фенька, уйди!.. - еще злее сказал Василий Петрович, тыча в ее сторону кулаком. - Нету время с тобой разговаривать. Видишь?

Она видела. Теперь даже отсюда, снизу, было видно, какая высоченная за островом, на косе, встала ледяная гора. Встала и словно бы замерла. А в тальниках, давя их своей беспощадной тяжестью, как бегемоты, ворочаются огромные льдины, храпят, трещат и все ближе подбираются к протоке. Именно поэтому Феня особенно крепко вцепилась руками в один из ящиков. И Василий Петрович, обмолвившись нехорошим словом, ей уступил...

...Потом она запомнила только, как очутилась перед крутой и безумно высокой, но в удобных уступах, безмолвной ледяной стеной. Грохот, звон сухо рассыпающихся, раздавленных льдин доносился откуда-то справа.

- Пока постоит... Успею!.. Свой ящик давай, - хриплым, булькающим голосом сказал Василий Петрович, подзывая Феню поближе.

Но Феня не послушалась, первая, не зная куда и не зная, что потом будет она делать со своим ящиком, полезла вверх по ледяным уступам, почему-то думая: "А в Каменной пади на скалу подниматься было хуже. Очень зябли руки, и не было таких ступенек".

Василий Петрович, хрипя, полз где-то тут же вслед за нею. Феня не оборачивалась. Она боялась, что Василий Петрович станет снова ругаться.

С самого гребня ледяного вала, то снежно-белого, то изумрудно-зеленого, она на какое-то мгновение увидела все: и поселок, поблескивающий на солнце стеклами окон, и заречье, дорогу, ведущую на Ингут, к той самой Каменной пади, о которой только что ей вспоминалось, и обрывистый берег Читаута у Громотухи в тоненьких струйках дыма от горящих костров, и словно бы пропасть слева - плоско лежащий лед на косе ниже затора.

- Спускайся! - крикнул сзади Василий Петрович. - Ложить надо вниз, в самый низ, под корень...

И Феня поняла, что ей теперь надо сползать в эту пропасть...

...Они торопливо поставили ящики в глубоких расселинах, пахнувших диким холодом.

Василий Петрович сунул ей в руку коробок спичек.

- Целым пучком поджигай. Потом беги. Спички мне.

Феня поднесла маленький пылающий факел к сразу весело заискрившемуся длинному черному шнуру. Отдала Василию Петровичу оставшиеся спички и сама понеслась по томительно длинным и узким щелям среди поднявшихся стояком льдин. Вверх, вверх по уступам, скорее к перевалу через гребень, обратно на остров, в тальники!

Она холодела от ужаса: "Вот как сейчас рванет за спиной!.."

Остановиться Феня никак не могла, хотя и не слышала - бежит или не бежит Василий Петрович вслед за нею. Сердце туго стучало в груди и приказывало: "Вперед, ну - вперед!.."

Перекатившись через гребень вала и увидев под низом близкие уже тальники, в которых сейчас рыскали льдины, охватывающие кольцом самый последний кусочек суши, Феня все-таки оглянулась.

Василий Петрович, какой-то прямой, словно бы одеревеневший, медленно брел по наклонной льдине, держась за спину. Феня сделала несколько шагов ему навстречу. Заметив это, он глухо крикнул ей:

- Куды? Беги, холера! Падай!!

И Феню снова поднял, понес по скользким уступам давящий сердце страх.

Она упала ничком. Упала в какую-то тесную ложбинку, пропитанную снеговой водой и усеянную острыми, мелкими камешками.

Чуточку дальше она приметила и еще одну такую же ложбинку, хотела махнуть рукой Василию Петровичу, показать, куда ему нужно идти - он почему-то невыносимо медленно сползал с последних льдин, но в этот момент Феню словно бы качнуло в ее тесном убежище, потом вдавило в землю, а в ушах возникла мгновенная острая боль. Высоко в небо, намного выше солнца, поднялся сверкающий всеми цветами, но больше всего осиянный белым огнем, прямой хрустальный столб, завившийся на самом верху серебристыми кудряшками. Он тут же, тупо свистя, рассыпался бесчисленными кусками крупных льдин и мелких, как соломка, звонких иголочек, а Василий Петрович, словно лыжник, скользнул по наклонной льдине и исчез.

- Василий Пет...

Феня хотела вскочить, но земля качнулась во второй раз, еще сильнее вдавив ее в каменистую россыпь и еще сильнее отозвавшись острой болью в ушах. Взметнувшегося к солнцу второго столба Феня уже не видела, все лицо ей залепило мокрыми прошлогодними листьями и песком. В спину, в плечи, заставив по-заячьи вскрикнуть, ударило несколько крупных, угловатых кусков льда.

Она лежала, редко вздыхая и всхлипывая, все еще словно бы ожидая и третьего взрыва, хотя знала твердо, что третьего взрыва никак быть не может. Лежала оцепеневшая.

Потом вдруг, точно ей кто-то со стороны решительно и резко постучал в сознание, вспомнила о Василии Петровиче, как он, взмахнув руками, скатился в глубокий провал между льдинами.

- Миленький...

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

Образование и наука / История
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука