Ледяной клинок

Ворота города не найдет самый искусный следопыт, а если сумеет это сделать, то ждут его только пытки и медленная, невообразимо мучительная смерть. Входить в Сердце Солнца дозволено лишь нагхам, а на нижние уровни – тем из них, кто принадлежит к касте магов или воинов.

Тут обитает Вечный Император, помнящий те времена, когда в Алионе правили совсем другие расы. Здесь хранят величайшие сокровища и давнюю ненависть к тем, кто изгнал нагхов с материка.

Тишину лабиринта нижних уровней в этот день нарушили мягкие шаги. А затем в безмолвии, долгие годы царившем в Изумрудном покое, прозвучал мягкий, еле слышный щелчок. Часть одной из стен отъехала в сторону, по украшающим потолок плиткам из драгоценного камня побежали зеленоватые блики. В покой вступили двое нагхов, передний нес масляную лампу в виде осьминога, раскинувшего в стороны щупальца и открывшего клюв.

Хозяева Солнечного острова были без одежды. Случайный наблюдатель мог бы разглядеть их во всех подробностях – голую влажную кожу, похожую на лягушачью, глаза навыкате, перепонки между пальцами, короткие кривые ноги и переваливающуюся, утиную походку.

Передний нагх, с массивным золотым обручем на голове, подошел к стоящему в центре покоя громадному кубу, сложенному из тысяч изумрудов. Поднял лампу повыше, и в глубинах куба задвигались, заизвивались черные тени. Второй нагх встал рядом, в глазах его вспыхнули зеленые огоньки.

– Видишь ли ты? – спросил первый нагх.

Золотой обруч, украшенный изображениями тринадцати фигур Звездного Круга, отмечающими путь солнца в небе Алиона, мог носить только сам Вечный Император. Его спутник, судя по серебряному браслету на правой лапе, принадлежал к касте магов.

– О да, – ответил он, – Сердце Теней пробудилось, его обитатели проснулись и требуют крови…

– Нам придется кормить их, – император поднес лампу к одной из граней куба, и тени потянулись к свету, как заключенные внутри аквариума рыбины, – но это не страшно. Всегда есть те, кто провинился… Меня беспокоит другое – я никогда не видел их так много, и такими испуганными.

Маг некоторое время всматривался в изумрудный куб, в метания теней внутри него.

– Судя по всему, – сказал он, – нарушение равновесия очень сильно. Пробудилось к жизни то, что было сокрыто долгие время. Я даже вижу, где это случилось – в пределах Осколка.

Морда императора исказилась, в распахнувшейся пасти блеснули похожие на иголки зубы. От яростного рыка обитающие в кубе существа испуганно заметались, начали сбиваться в клубки.

– Что еще ты можешь сказать? – просипел правитель нагхов.

– Если верить Сердцу, то боги в этот раз не вмешаются, – сказал маг, глаза которого выпучились так, что стали в два раза больше, а на горле напухли складки, – им будет просто не до того. А мы под шумок сможем сделать то, что не сумели пятьсот и три тысячи лет назад.

– Ни один другой народ во многих мирах не ждал столько, сколько мы, – произнес император торжественно. – И вот час настал. Мы вернем все, чем владели до Войн Второго Рождения. Захватчики будут истреблены.

– При одном условии, – маг поднял лапу, – если то, что нарушает равновесие, не окажется уничтожено быстро.

– Да, ты прав, – император задумался, глаза его задвигались, дыхание стало шумным. – Придется отправить на материк небольшой отряд из лучших магов и воинов. Чтобы они нашли того, кто нарушил равновесие, и взяли его под опеку или… убили, если так будет целесообразнее.

– Мудрость императора превыше всего, – маг издал чавкающий звук, означающий высшую степень почтения.

– Хотелось бы в это верить, – кивнул правитель нагхов. – А теперь идем, нам нужно столько всего еще сделать.

Обмениваясь репликами, маг и император покинули Изумрудный покой. С легким щелчком закрылась дверь, и куб, полный теней, погрузился во мрак и тишину, точно вовсе исчез из этого мира.

Глава 3. Забытый храм.

Когда справился с сонливостью, настроение улучшилось. Зашагал быстрее, бодро подумал, что сегодня куда-нибудь удастся выйти. Когда уши поймали далекий, слабый звук, напоминающий приглушенное мяуканье, Олен на мгновение остановился. Прислушался и решил, что среди таких деревьев могут бродить разные мороки. Но звук долетел вновь, в нем прозвучала откровенное страдание.

Олен в детстве не мог терпеть чужих мук. Бросался вынимать занозу из собачьей лапы, затаскивал обратно в гнездо выпавших птенцов. Плакал, когда слышал жалобный голос кошки, у которой утопили котят, не мог смотреть, как режут кур. Над ним смеялись, но он не обращал внимания.

Позже, когда начал ходить на охоту, привык и к крови, и к тому, что иногда надо причинять боль живым существам. Но сейчас что-то дрогнуло в душе, как в пять лет, и Олен без раздумий повернул в ту сторону, откуда доносилось мяуканье.

А через десяток шагов добрался до того, кто его издавал.

У подножия огромного дерева на спине лежал паук. Длинные лапы подергивались, брюхо было распорото, и из него вытекала густая зеленоватая жидкость. А рядом с ним, влипнув боком в паутину, стоял рыжий, необычайно крупный кот с кисточками на ушах и толстым мохнатым хвостом.