Ледяной клинок

– Слава Селите, – Олен спешно подобрал один из них, сунул внутрь хлеб и топор. Завязал так, чтобы торчала только отполированная прикосновениями ручка, и принялся искать веревку.

Он шарил по углам, заглядывал под мешки и за стоящие у стены тачки. Кони с удивлением наблюдали за странным поведением человека, огарок от свечи мерцал, грозя погаснуть.

Большой веревки Олен не нашел, обнаружил несколько огрызков общей длиной примерно в четыре человеческих роста. Обдирая пальцы и торопясь, связал их, после чего затушил свечу и выбрался из конюшни. Небо на востоке чуть посветлело, а туман стал напоминать топленое молоко, заполнившее чашу замка.

Олен прокрался к ведущей на стену лестнице. Прислушался, пытаясь определить, есть наверху стража или нет. Так ничего и не услышал, и вступил на щербатые каменные ступени. Страх, мучивший в тот момент, когда только готовился к побегу, исчез, он не чувствовал вообще ничего, кроме утреннего холодка.

Поднявшись на стену, деловито обвязал веревку вокруг ближайшего зубца. Сбросил свободный конец вниз, откуда доносилось негромкое клокотание, а через туман поблескивала река.

– Эй, кто здесь? – сердитый и немного испуганный голос раздался в тот момент, когда Олен протиснулся между зубцами.

Сердце дернулось, страх вернулся, но Рендалл не позволил ему овладеть собой. Он просто вцепился в веревку и прыгнул вниз. Ободрал ладони до крови, но не обратил на это внимания.

– А ну стой! Тревога! Тревога! – на стене загрохотали тяжелые шаги, от ворот донеслись голоса.

Олен торопливо спускался, перебирая руками и отталкиваясь ногами от стены. Вверх не глядел, как и вниз, в животе ворочался мерзкий холодный комок, готовый разродиться паническим воплем. Голова вжималась в плечи в ожидании прилетевшей сверху стрелы.

Пламя факелов окрасило туманный сумрак в алый цвет. За веревку дернули и потащили ее вверх. Олен не стал ждать, пока его подсекут, как пойманную рыбу, просто разжал руки. Перед глазами мелькнула стена, ноги с глухим «Чпок» воткнулись в землю, и он кувырнулся через плечо назад.

Долетели полные злобы и разочарования крики. Стрела свистнула над самой головой, вонзилась в землю. Вторая прошла много выше, с бульканьем шлепнулась в реку. Олен вскочил и, петляя, словно заяц, со всех ног помчался вдоль берега, прочь от баронского замка.

Мешок больно лупил по спине, заставляя набирать ход.

Зубчатые башни и стены исчезли в тумане, еще через несколько сотен шагов Олен задохнулся и перешел на быстрый шаг. Вслушался в то, что делается позади, но смог уловить только далекий лязг, словно кто-то бил дубиной по железному гонгу. Прочие звуки поглотил туман.

Олен не сомневался, что за ним отправят погоню, вероятнее всего – всадников с собаками. На востоке плескалась река, слишком широкая, чтобы переплыть ее без плота или найти брод. Путь в ту сторону был отрезан. На западе лежали хорошо обжитые земли в междуречье Головицы и Милавицы, где укрыться труднее, чем свинье взлететь.

Единственный шанс уйти от преследователей – северная окраина баронства и раскинувшиеся там густые, дикие леса.

Приняв решение, Олен перекинул мешок на другое плечо и перешел на бег. Примерно через милю оказался в молодом березняке, где в сумраке белели стволы, а ветки, утыканные клейкими листочками, норовили ткнуть в глаза. Продравшись через него, едва не свалился в узкий, кошке по колено, ручей.

– Слава Селите, – вновь помянул Олен добрую богиню, ведающую урожаями, людской и животной плодовитостью, всем тем, что так важно для простых селян. Спрыгнул в ручей и пошел вверх по течению, не обращая внимания на то, что холодная вода льется за голенища.

Взошедшее солнце застало Олена в ручье, меж густо заросших крушиной берегов. Не вылезая на берег, он надрал зеленовато-фиолетовых листочков перечной мяты, натер ими снятые сапоги, а также напихал свежих листьев под рубашку и в штаны. Теперь ни одна собака не пойдет по следу.

В том месте, где трава была гуще всего, выбрался на сухое, и только отойдя на десяток шагов от ручья, натянул сапоги. Едва закончил с ними, как прилетевший с юга порыв ветра принес собачий лай.

– Догнали, сволочи, – пробормотал Олен, понимая, что от всадников не убежит. – Проверим, насколько хороша эта мята…

И, отойдя на десяток шагов, он засел в самых густых зарослях и вытащил топор.

Если уж погибать, то не безропотно, а с оружием в руках, как подобает мужчине.

Лай стал громче, долетел плеск. Из-за поворота ручья выбежали мчащиеся по обоим берегам коричневые поджарые псы. За ними показались мрачные хирдеры на лошадях и в их кольце – облаченный в пластинчатый панцирь дородный человек с надменным, морщинистым лицом и гривой седых волос.

Скорее всего, сам барон Куртиан ари Онистер.

В том месте, где Олен рвал мяту, передняя из собак остановилась, закрутилась на месте, а затем принялась оглушительно чихать. Другие псы начали дружно лаять, хирдеры разразились проклятиями.

– Что такое? – тонким, почти женским голосом спросил барон, останавливая могучего вороного жеребца.