«Раз, два…» Я глубоко дышал, считая про себя. Пальцы коснулись клавиш. Уникальный инструмент в салоне госпожи Капир был одним из тех, на котором каждый музыкант мечтал бы сыграть.
Фортепиано запело, и через мгновение ему ответили нежные трели скрипки.
Каждый раз, играя с Баэлем, я понимал, насколько же мне повезло. Я мог стоять на одной сцене с музыкантом-легендой, имя которого навечно останется в истории. Да, я был лишь аккомпаниатором его гениальной игры, но даже эта возможность делала меня счастливым.
Вскоре в наш дуэт влилась мелодия виолончели, и я стал играть тише, чтобы не заглушать партию Тристана.
Фортепианное трио Баэля, посвященное одному-единственному человеку, звучало так волшебно, что даже я ощутил ноюще-сладкое томление в груди. Тристан, самый гениальный виолончелист, идеально оттенял своей игрой исполнение Антонио – они будто дышали в унисон. Гармония, связывающая их дуэт, впечатляла. Мне ничего не оставалось, кроме как продолжать аккомпанировать и вслушиваться в их слаженное исполнение.
Длинная нота скрипки завершила наше короткое выступление. Она оборвалась на фортиссимо, оставив после себя в воздухе еле слышный звон. В ту же секунду шквал аплодисментов взорвал тишину салона.
Мои руки замерли на клавишах. Я не находил в себе сил подняться и продолжал сидеть за фортепиано, ощущая, как сердце разрывается от нахлынувших чувств. Тристан пожал руку Баэлю и хлопнул меня по плечу.
– Молодец, Коя! Отлично сыграл!
– Ты тоже, Тристан.
Я поднял голову и с волнением посмотрел на Баэля. Тот сухо кивнул в ответ.
«Ему понравилось», – улыбнулся я про себя и наконец вышел из-за инструмента.
– Спасибо за прекрасную игру. Но, право, я так смущена, что вам, Баэль, пришлось исполнять свое новое произведение в стенах моего скромного салона, – взволнованно произнесла госпожа Капир, пожимая молодому де Моцерто руку.
– Что вы, маркиза, это мелочи. Если бы я мог, я бы даже посвятил свою симфонию вам.
– «Посвящение тебе»? Не шутите так жестоко! – рассмеялась хозяйка. – Тем более что ваши многочисленные поклонницы мне такого точно не простят.
Поклонники Баэля считали, что композиция – послание возлюбленной, и только я знал, кому она на самом деле предназначается. Тому единственному, кого Баэль так отчаянно ищет и кого, возможно, никогда не найдет.
– Кстати, Коя! Почему вы до сих пор не устроили сольный концерт? С таким талантом вы уже давно должны блистать на сцене, – повернувшись ко мне, вдруг сказала госпожа Капир.
Ее голос отвлек меня от раздумий.
– У меня не такой богатый репертуар, да и имя мое мало кому известно. Не думаю, что достоин сольного концерта.
– Вы всегда в тени Баэля или Тристана, поэтому не видите, что многие восхищаются именно вами. И вы единственный, кто не замечает этого признания.
Я смущенно улыбнулся. Мне было странно слышать такие комплименты.
– Вы абсолютно правы, маркиза, – сказал кто-то высоким резким голосом.
Я обернулся и увидел Аллена Хюберта. Баэль поспешил удалиться, выражая тем самым полное презрение.
– Тогда в артистической я не успел представиться как следует. Аллен Хюберт. Для меня большая честь наконец познакомиться с самым одаренным пианистом из всех мартино.
– Вы смущаете меня. К тому же вы и сами один из самых выдающихся пианистов-пасграно. Извините за любопытство, но вы же играли мелодию мартино до нашего прихода, да?
Хюберт усмехнулся:
– Я не такой, как этот выскочка, и никогда не делю музыку на высокую и низкую. Исполняю то, что хочу. Если моя мелодия для вас звучала как музыка мартино, то пусть так оно и будет.
Думаю, столь консервативный мартино, как Баэль, посчитал бы одну эту мысль возмутительной, даже крамольной. Но я относился ко всему проще, поэтому никак не отреагировал. Хюберт холодно продолжил:
– Я выступаю следующим. Надеюсь, что вы закроете глаза на мои ничтожные навыки и все же дослушаете до конца.
– Да, с удовольствием. С нетерпением жду вашей игры.
– Для меня это большая честь. Тогда, с вашего позволения, меня ждут зрители.
Он удалился, и я сразу направился к Баэлю.
– Не знал, что ты дружишь с пасграно, – язвительно сказал он, укладывая Аврору в футляр.
Я смутился и ответил, будто пытаясь оправдаться:
– Мы всего лишь познакомились, при чем тут дружба?
– Еще немного – и все пасграно будут преклоняться перед тобой. Ты уж постарайся, возможность стать королем бездарностей выпадает не так часто.
Как же невыносимо больно слышать такое от друга, которым искренне восхищаешься… Я промолчал.
Баэль отвернулся, крепко сжимая футляр в руке.
– Антонио, ты что, уже уходишь? Коя, что у вас опять случилось? – затараторил подбежавший Тристан, вырвавшись из окружения томно вздыхающих светских дам. Он попытался остановить Антонио, схватив за руку.
Баэль, не глядя в мою сторону, ядовито произнес:
– Пойдем, Тристан. Выпьем по чашке чая в «Мареранс». Коя остается, чтобы насладиться вульгарной игрой пасграно.
Тристан вопросительно посмотрел на меня, а я смог лишь едва заметно кивнуть и виновато улыбнулся. Будто прочитав мой взгляд, он сказал: