Ледяной плен

Кровоточащую рану, за неимением лучшего, пришлось перевязать шерстяным носком. Лезвие охотничьего ножа было острым, и порез получился глубоким. Саднил он изрядно.

— Будьте вы все прокляты! — морщась от боли, прошипел сквозь зубы запертый в железной коробке человек.

Но вскоре Крюгер снова взял себя в руки. Криками и бранью делу не поможешь, да и силы нужно беречь. Еще некоторое время потребовалось на то, чтобы, стоя на четвереньках, нашарить откатившуюся в дальний угол злополучную банку. На этот раз, скинув обувь и зажав паек между ступнями, Крюгер взял нож за рукоять и стал осторожно стучать по нему ребристой подошвой ботинка. На четвертом ударе лезвие с характерным щелчком подалось вниз, проделав в жестянке небольшое отверстие. Облизнув кончик ножа (и при этом чуть не отрезав себе язык), он отбросил импровизированные инструменты и, схватив банку обеими руками, жадно припал к ней.

В рот булькающими толчками полилась тоненькая струйка пузырящейся соленой жидкости. Бобы. Отвратительные, слипшиеся, просроченные бобы, почти утратившие вкус и форму. Еще бы, на кой черт снабжать нормальной едой приговоренного к смерти? Испорченную, негодную пищу выдавали крохотными порциями, сугубо для успокоения совести…

Но для оголодавшего, измученного вынужденным пленом человека это был самый настоящий пир. Снова взяв нож и с огромным трудом вскрыв по окружности банку, что стоило новых порезов на и без того натруженных нелепой схваткой руках, Крюгер, давясь от нетерпения, разом опрокинул холоднющую клейкую массу в рот, жадно загребая ее со дна кончиками исцарапанных пальцев.

— Не думал, что когда-нибудь так обрадуюсь бобам, — с наслаждением облизывая слипшиеся от крови и сока пальцы, пробормотал он.

Желудок заныл и тревожно заурчал. Снедаемый голодом изгнанник с невероятным усилием удержался, чтобы не накинуться на вторую банку — разум еле совладал с раззадоренным скудной подачкой организмом.

Через несколько минут немного отпустило, и Крюгер вновь принялся на ощупь обследовать свою темницу. Путь наверх был отрезан однозначно — вслепую нашарив широкое отверстие, через которое он вывалился сюда, изгнанник не смог нащупать стен. Слишком широко, не ухватиться, а значит, назад дороги нет. Ханс снова опустился на четвереньки. Все это время ему не давала покоя мысль, вертящаяся где-то на границе сознания и несколько минут назад быстро вытесненная из головы резко навалившимся приступом голода.

Бобы-бобы-бобы…

Съесть вторую банку? Нет, хватит об этом! Так, что же еще?

Крюгер сосредоточенно зажмурился, изо всех сил стараясь ухватить за хвост мимолетную мысль, шустрой ящеркой ускользающую из головы.

Ну конечно!

Звук, который издала стукнувшаяся о стену полная банка! Он был не плотный, а звонкий, словно удар пришелся не по массивному куску металла, а по тонкой перегородке. Нашарив банку, Ханс принялся бросать ее в разные стороны, внимательно прислушиваясь к гулким отзвукам ударов. На третий раз он услышал тот же самый звонкий звук и, подобравшись к стене, постучал по ней рукоятью ножа.

Звяк-звяк-звяк!

А рядом?

Бум-бум-бум!

Так и есть! Окрыленному надеждой человеку даже показалось, что металл слегка двигается под нетерпеливым нажимом рукоятки. Дрожащими пальцами он с замиранием сердца стал нашаривать болты или другие возможные крепления по краям пластины.

А вдруг не будет? Если сварка… Тогда все — страшная смерть от голода и обезвоживания, возможно, всего в нескольких сантиметрах от спасительной свободы. Что могло ожидать по ту сторону стены, Ханса пока не волновало. Главное — выбраться!

К счастью, заклепки нашлись — четыре массивные ржавые шляпки с толстыми углублениями посередине, достаточно широкими, чтобы в них спокойно могло уместиться лезвие ножа. Согнувшись над одной из них, немец с трудом принялся орудовать импровизированной отверткой.

«Ничего, меня еще рано списывать со счетов!» — злорадно думал Крюгер, хотя крутить было тяжело и неудобно: ручка с усилием вращаемого ножа то и дело упиралась в стенку, и его приходилось перехватывать, отпуская на это драгоценные секунды времени. Вдобавок сильно мешала опять начавшая кровоточить пораненная рука.

Наконец последняя заклепка с надсадным ржавым скрежетом бухнулась на невидимый пол, и обливающийся потом Крюгер вздохнул с облегчением. Обессиленно прислонившись к стене, он некоторое время отдыхал перед последним этапом работы — устранением пластины. В барабанные перепонки тяжело дышащего человека вновь стал осторожно закрадываться вызванный подступающими галлюцинациями шепот, и он решил не медлить. Нащупав края пластины, немец с усилием потянул ее на себя, но скованный за прошедшее столетие ржавчиной металл не хотел поддаваться. Засунув нож между стыком пластины и стены, Ханс попытался подковырнуть выступ, но в итоге чуть не сломал лезвие. Тогда, надев ботинки и улегшись на пол, немец с остервенением стал лупить подошвами по непреклонной преграде.

— Давай же! Поддавайся, черт тебя дери! — сквозь стиснутые зубы молил сражающийся за жизнь человек, неистово молотя по крошащейся ржавчиной жестянке.