Ледяной принц

Мы не говорили лишь о том, как будем вести себя дальше друг с другом. До сих пор наша совместная жизнь четко делилась на две половины — ледовая арена, где он тренер, а я спортсмен, и все остальное, где мы спим вместе. Когда я вернусь домой, это изменится.

Год обещал быть трудным во всех отношениях, и конечно это все стоило бы продумать, но не было сил. Я уже отучился загадывать, а Игорь скорее всего не хотел давить лишний раз, считал что оставляет свободу выбора. А может, пытался справиться со своим увлечением учеником-подростком. Не знаю. Я его ни о чем не спрашивал. Он меня больше тоже.

И только сидя в машине почти перед моим домом, вдруг уронил:

— Ты ведь меня совсем не любишь, Антон…

— Нет, — я не стал опровергать очевидное.

Он даже рассмеялся невесело.

— Пусть так… Маленький ледяной принц… Зато твое тело далеко не такое холодное, как ты хочешь показать.

Он был прав, от этого никуда не денешься, и я опять не стал возражать.

— Ты меня ненавидишь?

— Нет, — честно ответил я.

Единственный человек, которого я ненавидел, был отчим. За то, что он сделал со мной. За то, в каком положении я оказался. За то, каким оказался выход.

И еще чуть-чуть себя, — за то, что не нашел другого.

— А еще ты меня никогда не целуешь сам, — усмехнулся он, отстраняясь через некоторое время.

— Я не хочу, — спокойно ответил я и вышел, аккуратно прикрыв дверь машины.

Он тоже не стал ждать, пока я зайду во двор, и шины скрипнули на мокром асфальте.

9.

Скорее всего, я возвращался домой просто потому, что «так надо». Потому что привык так думать. Потому что куда же еще идти, как не домой?

Несмотря ни на что, в глубине души возвращаться я жутко боялся, а едва переступил порог — окончательно понял, что и не стоило. Я успел только поставить сумку у вешалки, как ко мне подскочила мать: отчим ей все-таки напел в уши, и она прилетела гораздо раньше другим рейсом, торопясь в «семейное гнездышко» на поиски «блудного попугая».

И сегодня с утречка увидела или услышала машину того, кто меня доставил… От пощечины я увернулся и пошел в свою комнату, не реагируя на несшиеся в след вопли:

— Блядь! Шлюха! От тебя мужиком несет! Грибы все засосанные!

Добро пожаловать, Антон! Ну, хоть в этот раз она не ошибается — ночка у меня выдалась бурная, можно сказать, что и не спал почти.

Хлопнув за собой дверью, я ее запер, не обращая внимания на стуки и крики, а потом задумался. О жизни, — оно мне все надо? Точно надо? Игорь же спрашивал, что у меня случилось, что со мной твориться… Вот именно: он — спрашивал.

Где-то глубоко внутри было больно и тоскливо: неужели так трудно один раз просто выслушать меня, а не себя? Я уже молчу о том, что родители вроде как должны любить, защищать и верить в своих детей, какими бы они не были… Или настолько хуевый сын из меня получился, что другого не заслуживаю?

Мозг в тоже время холодно просчитывал, прислушиваясь к голосу «моего второго папы»: Игорь ко мне более чем не равнодушен. Если я наконец ему расскажу эту историю от начала и до конца, попрошу защитить меня, — мне самому больше ничего делать не придется. Если не голыми руками порвет за своего «принца», то у него наверняка хорошие знакомые есть не только среди фигуристов, и натравить на отчима каких-нибудь качков, чтобы этой сволочи конечности переломали и хотелку укоротили — труда не составит.

Да, блядь, теперь я готов был нахрен стереть человека, который растоптал меня и продолжал уничтожать мою жизнь всеми доступными способами, хотя немного испугался той решимости, которую в себе обнаружил.

А потом мысли приняли немного иной оборот: только один человек принимал меня любым, даже когда я сам не хотел себя принимать таким. С ним я был действительно принцем, — что на льду, поднимаясь на пьедестал, что в постели, теряя сознание от оргазма, что вообще… Обо мне заботятся, мной гордятся, мне желают доброго утра, и спрашивают, что у меня стряслось. И да, — я дурак. Но не потому, что изводил себя до нервных припадков, а потому что отказывался от того, что мне предлагали.

Если ради этого, надо стать пи… ЭЭЭ… гомосексуалистом, — значит, я уже им стал.

Что ж, оказывается, два месяца с мужчиной способны полностью изменить скромного замкнутого и застенчивого домашнего мальчика. Оглядевшись, я выбрал минимум из того, что хотел бы взять и покидал в школьный рюкзак. Сумка с формой и прочим наверняка еще в коридоре. Телефон остался в ветровке, поэтому пришлось спуститься вниз, где разборки набирали новые обороты.