Ледяной сфинкс

– А что мне было делать? – возмутился Строганов. – Конечно, ты не понимаешь, каково это – чувствовать в себе силы, ум и знания, достаточные, чтобы управлять Европой, – и быть всего лишь сенатором, от которого, по большому счету, ничего не зависит. Ничего! – Рот графа злобно, по-стариковски кривился, из него вылетали брызги слюны. – Кого угодно он приближал к себе, но только не меня! Потому что до конца не простил мне… Поленьку. Думаешь, у тебя была такая блестящая военная карьера, потому что ты из хорошей семьи и твой номинальный отец генерал? Черта с два! Он никогда не упускал тебя из виду. Сомневался, но не упускал. Боже мой! – Строганов схватился за голову свободной рукой, его правая рука, опирающаяся на трость, дрожала. – Я мог бы быть министром, премьером, я ворочал бы судьбами всего мира – но связь с легкомысленной… хорошо, связь с твоей матерью разрушила мою карьеру… Все разрушила, все! Одна ничего не значащая интрижка! А он не забыл. Потому что он ничего не забывал! Забыл только, что человек, если его загнать в угол, начинает изобретать другие пути. И я их нашел!

Образ бешеного честолюбия… Или что-то в этом роде. Сколько раз Александр читал подобные слова в романах – и вот бешеное честолюбие в облике человека, который вдобавок притязал на то, чтобы быть его отцом, стояло в нескольких шагах от него.

– Мне безразлично, что вы нашли и что потеряли, – оборвал он сенатора, вскинув голову. – Мои слова остаются в силе. Я не желаю вас больше видеть. И чтобы ноги вашей не было в моем доме и доме моей жены!

Барон уже второй раз машинально назвал Амалию своей женой, хотя даже не знал, поняла ли девушка смысл его подарка. Но почему-то он не сомневался в ее согласии.

Мгновение молодой человек поколебался, поворачиваться ли к Строганову спиной, прежде чем уйти. Александр был вовсе не глуп и понимал: что, если отчаявшийся старик, несмотря на будто бы существующие между ними кровные узы, захочет от него избавиться, он может решиться напасть со спины. Однако ему не пришлось делать мучительный выбор. Потому что Строганов неожиданно захрипел, согнулся в три погибели и, выронив трость, повалился на пол.

Александр посмотрел на него – и, поняв, что произошло, поспешил прочь. Во дворе стояла старая, обшарпанная карета – вне всякого сомнения, та самая, которую дядя Амалии заметил на Екатерининском канале, куда Строганов приехал наблюдать за тем, что должно было там произойти. На козлах сидел знакомый кучер и лениво жевал кусок хлеба. Увидев Александра, он убрал хлеб и несмело отдал офицеру честь.

– Федор, кажется? – спросил Александр, который не помнил имени кучера. Однако тот кивнул, с удивлением глядя на него. – У господина графа случился апоплексический удар. Отвези его домой, и пусть позовут доктора… Хотя я сомневаюсь, что доктор ему поможет, – добавил он как бы про себя.

И Александр Корф навсегда ушел от дома номер 16 к Неве, а через нее по Биржевому и Дворцовому мостам перешел на другую сторону реки, туда, где наискось через столицу летел неугомонный, пленительный, прекрасный Невский проспект.