Ледяной свидетель (сборник)

Захарчук скользнул взглядом по лицу Крячко, пытаясь понять, с чем связаны эти вопросы, и уклончиво ответил:

– Вполне нормальный молодой человек, талантливый юрист.

– Талантливый? – живо ухватился Крячко за это слово. – А в чем это выражается? Чем занимается гражданин? Какие процессы выигрывал?

– Молодой человек, – слегка улыбнувшись, церемонно произнес судья. – Если вы мне скажете, чем вызваны ваши вопросы, думаю, мне гораздо легче будет дать вам связный ответ по интересующей вас теме. Иначе, ей-богу, это будут просто общие фразы.

– Да ничем особенным, – небрежно произнес Крячко. – Убили его, вот и интересуемся – кто бы это мог быть? Вы случайно не знаете?

Лицо судьи застыло. Несколько секунд он сидел неподвижно, потом резко спросил:

– Где это произошло?

– В Москве, почти три месяца назад. Вы, кстати, когда с ним последний раз виделись?

Судья откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, будто что-то подсчитывая.

– Да примерно тогда и виделся. В середине ноября. Как раз закончился процесс по делу Долгунова… Впрочем, это неважно.

– Расскажите поподробнее. Где вы с ним виделись, кто назначил встречу?

– Да никто не назначал. Вячеслав сам подошел ко мне после завершения процесса, когда я направлялся домой. Заговорил о своей диссертации, он хотел закончить ее и летом защититься. Я давно ему настоятельно рекомендовал сделать это как можно скорее, а он, знаете, влюбился, ну, и повело его в обратную от учебы сторону. – Судья с пониманием улыбнулся, словно вспоминая собственные молодые годы.

– Николай Арсеньевич, у нас есть основания полагать, что эта самая диссертация могла стать причиной его смерти. Поэтому очень вас прошу рассказать о ней поподробнее.

– Не может быть! Как? – воскликнул Захарчук и даже стал подниматься с кресла. – Ведь Долгунов арестован!

Крячко внимательно посмотрел на него и спросил:

– Кто такой Долгунов? Вы, помнится, упоминали эту фамилию в связи с каким-то процессом?

– Да, да, но… Нет, это невозможно! Этого не может быть, здесь что-то другое! Ну конечно, он же не одно только это дело изучал! И потом, возможно…

Захарчук окончательно разволновался. Сидеть спокойно ему уже было невмоготу, и он заходил по комнате, опираясь на свою трость и оглушая пространство громкими тяжелыми ударами, которые с трудом смягчал на полу красный ковер с толстым ворсом.

Крячко, молча следивший за ним взглядом, напомнил о себе, окликнув Захарчука:

– Николай Арсеньевич! – Судья замер посередине комнаты и обернулся. – Что ж вы в одиночку-то маетесь? Поделитесь своими мыслями, глядишь, вместе чего-нибудь да смикитим!

– Да-да. – Захарчук вернулся в кресло и оперся руками на свою трость, положив на них подбородок. – Вы вот интересовались диссертацией. Так вот, Вячеслав просил меня рекомендовать ему какие-нибудь дела для разбора. И я, чтобы не ходить далеко, посоветовал изучить процесс, который только что был закончен.

– По делу Долгунова? – уточнил Крячко.

– Да, именно. Он как раз подходил по теме! Вячеслав поблагодарил меня и сказал, что непременно ознакомится с ним. А потом… Потом предложил меня подвезти, но я отказался, потому что люблю пройтись пешком. В моей жизни и так мало движения, вот я и стараюсь хотя бы создать его иллюзию. На этом мы с ним и расстались, и с тех пор я не видел Вячеслава. Но я не понимаю, для чего он поехал в Москву, все фигуранты дела Долгунова живут здесь! Да ему и встречаться с ними не надо было, в протоколе дела все отражено.

– А что за тема его диссертации? Что он исследовал?

– Если вкратце, то тема была посвящена лжесвидетельству и тому, как оно может повлиять на исход процесса. Тема длинная, в три строчки, там еще кое-какие аспекты затрагивались, но в основном по лжесвидетельству.

– И дело Долгунова, значит, под нее попадало?

– Идеально! Там как раз исход решило именно лжесвидетельство! Несмотря на хорошее начало, вся работа адвоката пошла прахом, и я лично дал Долгунову восемь лет!

– А вы считаете, это было справедливо? То есть Долгунов действительно был виновен в своем преступлении?

– Вначале я был готов оправдать его за недостаточностью улик. Именно этого и добивался адвокат. И, скорее всего, так бы и поступил, если бы не одно обстоятельство, дискредитировавшее в глазах суда и самого обвиняемого, и свидетеля.

– Вот как? И кто же подложил ему такую бяку? – спросил Крячко.

– Родная жена, – со вздохом ответил судья. – Причем и ему, и себе.

Крячко поудобнее расположился в кресле и попросил:

– Николай Арсеньевич, давайте-ка вы мне расскажете все про это дело. А еще я попрошу вас организовать копии документов по нему. Но это после, а сначала хотелось бы послушать.

Крячко, не слишком любивший бумажные дела, рассчитывал узнать у Захарчука суть дела, ознакомиться с ним, так сказать, «вживую», а материалы процесса подсунуть Гурову, который вечером в тишине гостиничного номера сможет спокойно и сосредоточенно с ними ознакомиться. Такое разделение Станислав практиковал очень часто в процессе работы с Гуровым и считал его наиболее справедливым и благоразумным.