Ледяной телескоп

— Конечно, можно! — воскликнуло отражение. — Это только кажется, что создалось абсолютно безвыходное положение. Пришло же тебе в голову, как свалить этот цилиндр! А те трое, у стены, так и погибли. А еще раньше те, что в углу…

— Но те, что у стены и в углу, погибли! Что же я смогу?..

— Подожди, не волнуйся, но и не теряй напрасно времени, — остановило Кобальского отражение.

— Я не пойму, — сказал Станислав, — кто ты? Я, что ли?

— Да, конечно. Точнее говоря, твое, тебя опережающее отражение. Опережающее не просто во времени, но и на векторе твоих положительных возможностей. Многие из которых в тебе лежат только в потенции. То есть во мне реализованы вероятные, в некотором будущем вполне осуществимые сильные стороны твоей натуры. И пока что осуществлены они во мне (не просто в твоем зеркальном отражении, а в содержательном отображении) благодаря этому телескопу. Сам же ты в действительности пока что остаешься прежним…

— Оставь, оставь!.. — махнул Зеро рукой. — Я едва понимаю, что ты говоришь…

— Да почему я?.. — улыбнулось отображение. — В сущности, это говоришь ты. Просто ты пытаешься убедить себя, что не понимаешь моих слов. Тебе лень думать. С годами твой ум стал празднолюбивым.

— А твой? — с неприязнью спросил Зеро.

— В том-то и все наше различие — в той мере, с какой ты и я, твое отображение, стремимся к умственному напряжению. Но заметь, все мои основания лежат в тебе, в скрытых богатствах твоей натуры. Согласись, ты всю жизнь во многом старался видеть прежде всего дурное, злое и вредное. И поэтому слишком часто сам пользовался недостойными, в конечном счете недейственными средствами: ведь рано или поздно оказывалось, что твоя очередная добыча — барахло, успех мнимый, а весь образ жизни ненормальный, уродливый. И тебе иногда становилось жаль себя… По-хорошему, просто жаль. И ты с еще большим упорством снова принимался хитрить, грубо одурачивать и деликатно облапошивать простоватых встречных и поперечных… Вместо того чтоб свой образ жизни построить на созидании положительных ценностей.

— Это несправедливо! — конечно же, возмутился Зеро. — Почти все, что ты говоришь, ложь!

— Ты всю жизнь убеждал себя, что это ложь.

— Довольно!.. Все ясно. Это какое-то хитромудрое надувательство!

— Самого себя, — спокойно продолжало отображение. — Но сейчас, в эти критические часы, ловчить бессмысленно. Не перед кем. Здесь ты один. Поэтому не теряй времени: привычно не ищи очередной легкий, даровой способ достичь цели. Обманывать некого. Только обманешь себя. Постарайся, сумей извлечь и призвать к действию те качества своего ума, которые некогда человека сделали человеком и которые не знают, как прислуживать плутовству. Подумай! Времени так мало…

— Послушай, отображение!.. — вдруг загорелся Станислав-Зеро неизвестным, а может быть, давно им забытым душевным огнем. — Значит, я не так безнадежен, раз ты, мое отображение, так вот говоришь?.. И из всего того правильного, что ты говорил, и мне кое-что принадлежит? А?..

— Почему кое-что? — неожиданно засмеялось отображение. — Все принадлежит тебе. Все твое!

— Ну а почему же не я сам… — замялся Зеро, — почему сам не мог до этого додуматься и сказать себе?

— Да просто потому, что многое положительное, по-человечески ценное ты сам в себе с годами завалил хламом собственных хитроумных уловок. Но человеческое в неодичавшем человеке никогда не умирает. Как ни самозабвенно вытравлял ты в себе скромные богатства души и сердца, как ни отшвыривал все, что не было вещественным и дорогостоящим, искомое благодушие не наступало. Потому что ты преуспел. Возделал в себе пустыню. Думать было некогда. Пустыню надо было чем-то заполнять. Отчего и пустился ты еще давным-давно на лихорадочный поиск сомнительных ценностей, дабы неустанно заменять то, что однажды было утрачено как будто раз и навсегда… И вот этот удивительный цилиндр, неживой молчаливый барабан, стремительно извлекает из тебя подспудный потенциал. Все лучшее, что в тебе осталось.

— Потрясающе!.. — возбужденно восклицал Зеро. — Совершенно необычно. Но как отсюда выбраться? Не представляю! Расщелина вон где, тридцать метров до нее… И неизвестно, какой толщины слой песка над ней и на какой высоте барханы…

— Только не впадай в отчаяние! — спокойно потребовало отображение. — Не лишай себя способности трезво и продуктивно мыслить.

— Ты слишком уж пилишь меня, — с тайной надеждой на участие, а скорее на помощь, протянул Станислав-Зеро. — Это похоже на тиранию.

— Это тирания восхождения, — заметило ему отображение. — Давай обсудим все. Итак, как можно из грота выбраться?

— Да, да!.. Как же выбраться?!

Эти бурные размышления — монолог ли, диалог ли? — продолжались около часу и ни к каким неожиданным открытиям не привели. Но зато был продуман (возможность такого подхода к этой области труда сильно удивила Кобальского) план размышлений и намечен поиск характерных особенностей грота.