Ледяной венец. Брак по принуждению (СИ)

Томас, еще будучи стражем умел слушать. Не подслушивать, а именно слушать, чтобы знать о происходящем в Сорре наверняка. Эта привычка особенно пригодилась ему, когда он стал градоначальником. А любовь к Мириам сделала его особенно внимательным к информации связанной с сенсарией и природными явлениями.

Именно так ему однажды удалось разузнать про Максимуса Рейна — правителя Авенты, который подвергается гонениям. Вести принесла гончая, что нашла способ обойти джиннов и изредка пересекала границу. По ее словам, правителя считают бездарным, ведь как это он не сумел привести земли в порядок? И почему именно при нем случился закат некогда сильной, независимой Авенты?

Томас осознавал, что умереть от холода — страшная смерть. И, что правитель совершенно ни в чем не виноват. Просто у Авенты нет сенсарии, нет матери. Той, что восстановит цикл жизни и вдохнет в усыхающие от морозов земли перерождение.

Подумать только, такие важные знания были у него, и оказались совершенно недоступными для правителя соседних земель.

«Уму непостижимо!» — думал он. И самым удивительным было то, что хранители Черты не позволяли никому пересекать границу. Ни гонцам, ни воинам, ни правителям, и даже зверей джинны останавливали. Авента и Сорра существовали в полной изоляции друг от друга. Только это не мешало им страстно желать объединения — даже если это означало войну. По обе стороны от Черты то и дело выстраивались легионы гончих и ищеек, вражеских, но таких похожих армий. Уникальных, опасных, обладающих необъяснимой магией…

И каким именно образом их останавливали джинны, никто не знал. Да и кто такие джинны, помимо хранителей Черты — тоже никто не ведал. Кого бы Томас ни спрашивал, какие бы редкие книги не находил ради поиска ответов — объяснения откуда появились джинны, не существовало. Как и объяснения тому, откуда взялись ищейки и гончие…

— Не знала, что ты мечтатель, — прошептала Мири, лежа рядом с ним на софе в его кабинете.

На дворе была поздняя ночь, и под ее покровом, они снова обсуждали план побега из Сорры. Стоило Томасу замолчать на пять минут, как его госпожа решила, что он замечтался.

— Отнюдь, — он взял ее ладонь со своей груди и поцеловал.

Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.

— Ах, вижу, — Мириам коснулась точки между его бровей. — Ты нахмурился, потому что я тебя опечалила?

— Нет, — слукавил он, потому что возникшая из ниоткуда ревность была не той стороной, которую он хотел показывать своей любимой.

— Я пытаюсь подыграть тёткам! — начала оправдываться Мири, видно не так уж и хорошо он умеет скрывать переживания. — Мы гуляли в их присутствии минут пять и всё! — она огладила его лицо, виновато заглядывая в глаза.

— Прости меня, моя госпожа, — искренне произнес Томас. — Одна только мысль о другом мужчине рядом с тобой лишает меня рассудка.

— Эр Лихх — золотой кузнец с юга. Даже тетки сказали, что руки у него от работы огрубели, как и лицо. Я, ты не подумай, не прикасалась к нему! — уверила она.

— Эр Лихх? — повторил в слух Томас, чтобы запомнить это имя и, при первой же возможности навести справки.

Для золотого кузнеца с юга стать кандидатом — невыполнимая задача. Он явно не так прост… Хотя, может в градоначальнике говорила ревность?

— Я выигрываю для нас время, — уверенно сказала Мири.

— Верю, — он притянул ее к себе и поцеловал. Ревностно, страстно. И тут же остановился. — Прости…

— Еще, — неожиданно ответила госпожа и прильнула к нему. — Поцелуй меня так еще раз, — просила она.

Конечно же он подчинился. Страсть и ненависть сжигали его живьем, и единственным лекарством для него была Мириам. Нежная, стойкая духом, желанная до невозможного.

Он корил себя за то, что вдруг стал рядом с ней необузданным мужчиной, и не мог остановиться. Но пообещал себе, что один ее взгляд, вздох, слово… и он уберет от нее руки, успокоит отяжелевшее от вожделения тело, утихомирит изнывающее сердце.

Только той ночью любимая госпожа Томаса Клиффа просила его о совершенно другом… Он чувствовал себя королем, которому позволено то, о чем другие и не мечтали, и рабом, который навсегда скован цепями любви и идет ко дну океана.

И пусть Мириам этого никогда не узнает, он обещал себе, что кроме нее у него не будет другой женщины.

Ни в этой жизни, ни в следующей, ведь он принадлежит и будет принадлежать всегда только ей.

*

Песчаный Замок, моя тюрьма и могила, был огорожен от остального мира высоким каменным забором. Но этой ночью, по просьбе Эра, няньки облачили меня в белые ткани — потому что так принято одеваться Матери — и вывели на свободу. Только вопреки моим ожиданиям, за пределами ограждения ждала ещё одна стена. И уже за ней, как мне объяснили, проживало население Сорры.

Здесь же, по соседству с инкубатором для сенсарий, расположились дома, или, если описать точнее — вычурные особняки приближенных к власти. Даже в ночи я могла рассмотреть росписи на домах, причудливую лепнину и поблескивающие золотом пики высоких оград.