Ледяной ветер азарта

– Зачем же молчать? – удивился Белоконь. – О философии нельзя молчать. И вообще я так понимаю: есть философия – давай, нет – сами придумаем.

Кошаев пытливо глянул на следователя маленькими красноватыми глазками, криво усмехнулся.

– Как продвигается следствие? – спросил он участкового.

– Успешно.

– К концу, значит, дело идет? Кто же злодей?

– Злодей обычно появляется на последней странице, – ответил Белоконь. – Не будем нарушать давней традиции. Нарушение традиции не всегда во благо, верно?

– Наверно, – усмехнулся Кошаев. Он встал, открыл форточку и выбросил окурок. Проследил взглядом, куда он упал, и, успокоенный, сел на свой табурет. – Но, как я понимаю, у вас есть и другие вопросы ко мне?

– А как же! – легко согласился Белоконь. – Сколько угодно. Шаповалов даже считает, что у меня их слишком много. Бранит меня, корит, к вам и вовсе вести не хотел, еле упросил его, верно, Михалыч?

– Да ладно тебе... – смутился участковый. – Ближе к делу.

– Слушаюсь! Насколько я понял, Георгий Петрович, вся телефонная связь в Поселке проходит через вас?

– Совершенно верно, – низким басом ответил Кошаев. Чувствовалось, что настоящий голос у него потоньше, а басом он говорит для солидности.

– Георгий Петрович, когда была поднята тревога?

– Вот Шаповалов, наш участковый, позвонил Панюшкину около двадцати двух. Тогда все и завертелось. Отличная была ночка! – Кошаев улыбнулся с такой горделивостью, будто и ночка, и буран, и все спасательные работы, и даже происшествие в магазине – его рук дело.

– Я слышал, что Юру нашли вы?

– Да, сдал смену напарнице и ушел с отрядом вдоль Пролива. Парня нашли недалеко от берега. Он уже замерзал.

– Двигаться не мог? – уточнил следователь.

– Какой там двигаться! Ему еще повезло – мороз был небольшой, всего несколько градусов. Но это всегда так – в большие бураны не бывает сильных морозов.

– Он был далеко от того места, где нашли Горецкого?

– Порядочно, – Кошаев в раздумье солидно погладил усы, – километрах в пяти.

– Георгий Петрович, такой вопрос: как, по вашему мнению, Юра и Горецкий могли потерять друг друга случайно?

– Случайно? – Кошаев откашлялся, посмотрел на участкового, как бы советуясь. – Знаете, дело темное. Буран. Юра мог испугаться и повернуть обратно, потеряться... Горецкий мог бросить его... Хотя... Вряд ли. В такие моменты в самом отпетом богодуле просыпается что-то человеческое.

– А может, и звериное тоже просыпается? – спросил Белоконь.

– Не встречал, – с нажимом протянул телефонист. – Вот смотрите, Юру нашли часа на три раньше, чем Горецкого, так? А поисков не прекратили, никому и в голову не пришло вернуться в Поселок. Хотя кого искали – преступника. Где-то рядом замерзает человек – вот о чем думали. Знаете, товарищ следователь, в такие минуты привычные мерки не подходят. Не подходят, и все! – Кошаев незаметно перешел на свой голос – негромкий, хрипловатый. – Обычные представления попросту малы, как бывает мал пиджак на широкие плечи, понимаете? Мелкие расчеты, колебания, хитрости, выгоды – все это побоку! Ты уже не тот человек, которым был час назад! Ты выше, достойнее, чище! Ты – спасатель! Тут же все опять вернутся к своим привычкам, недостаткам, вспомнят старые счеты, обиды, но потом, на следующий день, через неделю. А сейчас это спадает, как шелуха, как короста с Ильи Муромца!

– Хм! – Следователь довольно крякнул, потер руки, будто ему удалось получить очень важные для следствия сведения. Он торжествующе посмотрел на участкового: вот так-то, мол, надо с людьми работать! Белоконь расстегнул пуговицы на полушубке, шапку, которую вначале положил на стол, забросил куда-то в угол на топчан – расчистил стол для разговора.

– Чем вы живете здесь, Георгий Петрович? – спросил он доверительно. – Как вам удается не ошалеть в этой глуши?

– Ха! – Кошаев польщенно засмеялся. – Работой живем. Погодой. Ведь для нас буран – это не только атмосферные всплески. Буран вмешивается и в производственную жизнь людей, и в их взаимоотношения. Когда-то я приехал в Поселок с легким ужасом. Представляете, все жизненное пространство можно обойти за полчаса – от самых дальних бочек с горючим до штаб-квартиры Толыса на берегу Пролива. А теперь привык. Привык не в том смысле, что смирился, нет – понял. Пусть это не покажется вам бравадой перед заезжим человеком. – Кошаев, вспомнив что-то, поспешно полез в ящик стола, достал трубку и пакетик с табаком. И сразу весь облик его стал как бы законченным. К усам, сутулости, небольшому росту действительно не хватало трубки. – Там, на Материке, – продолжал телефонист, – я работал в многотиражке строительного треста. А потом плюнул на все и приехал сюда. Без вызова, без денег, без багажа. Когда я добрался до Пролива, у меня в кармане была неполная трешка.

– За деньгами, значит, приехал? – спросил участковый.

– Хочу быть самим собой! – веско сказал телефонист и неодобрительно посмотрел на милиционера. – Хочу произносить свои слова, совершать свои поступки, жить своей жизнью.