Ледобой

На те десять ладей, что оттниры в губу не завели, и начал Безрод зуб точить. Стражи при них сотня. Спят на ладьях, где же еще оттниру ночевать? Каждое утро полуночники уходят на лодках в море на рыбный промысел. Орава-то вон какая, поди прокорми! Охотой тоже промышляют, да только в заповедную часть леса не суются. Глухомань. Заманит местный лешак — поминай, как звали! Ходу от малого стана до большого — не спеша съесть миску каши и выпить чару меду. Дорога лежит вдоль берега, в обход леса, который острым клином выдался почти к морю. Через лес идет тропа, но дозорные заметили, что оттниры по ней не ходят. Предпочитают длинный путь, вдоль берега. Кормить местного лешака охоты не нашлось. Сосчитали стражу до единого человека, два дня в засаде лежали. Сотня с небольшим хвостиком. На приступ вместе со всеми не ходят, аж на месте подпрыгивают, скалятся, за мечи хватаются, но отойти не могут. Ангенн не велел. Выжил Брюнсдюр. Про то сами слыхали. Могучий боец.

— Сотня стоит у ладей пять дней. На шестой день меняются. От нечего делать забаву себе придумали. Набили сапог тряпками, с двух сторон воткнули в землю по два весла, вроде ворот в ста шагах и ну давай носиться между воротами и вырывать друг у друга сапог. Кто занесет сапог в ворота, тот и победил. Чудно.

— Ворота, говоришь, — Безрод усмехнулся. — Расскажи еще раз и не упускай мелочей.

Дозорные рассказали все, что видели. Сивый кивнул и бросил.

— Сам в дозор схожу.

Накануне вылазки Безрод собрал парней на поляне, велел присесть на полеглые деревья. Оглядел каждого.

— Вызнали все. Эта сотня сменяется через два дня. Встают с рассветом, уходят в море на рыбный промысел. После восхода солнца из большого стана приходят несколько обозов за рыбой. Затем оттниры сторожевой сотни завтракают. Дел у них больше нет. После обеда от скуки начинают играть в «сапог». Потом ужин, выставляют ночную стражу, и все. Когда лучше напасть?

— Ясное дело — ночью! — закричали едва не хором.

Безрод, усмехаясь, покачал головой.

— Нет, днем.

— Как так? — Дружинные повскакивали с мест.

— А так. — Сивый поднял Моряя. — Расскажи, как в «сапог» играют.

— Бьются на две дружины, по полста человек в каждой. Защищают свои ворота и пытаются донести сапог до чужих. Можно отнимать сапог, валить соперника, передавать своим, не пускать чужих к воротам. Бьются в полном боевом облачении. Ржут, смеются, орут, грохот стоит такой, ровно всамделишная битва идет…

— Значит, орут и грохочут, ровно битва идет? — переспросил Безрод, усмехаясь.

— Да. — Моряй запнулся и умолк. — Ты хочешь… Средь бела дня? Во время игры?

— Почему нет? Нападем ночью — перебудим большой стан. Шум да грохот встанут до небес. А днем ни одна собака ухом не прянет. Играют и играют себе. Все привыкли. Лес выдается клином к самому морю, из большого стана ничего не видно.

Безрод заставил лесное воинство хорошенько отоспаться, поднял молодцев позже обычного и после полудня объявил готовность. Дозорные уже на месте, остальных Сивый внимательно оглядел и кивнул. Помороженные крепко встали на ноги, глаза так и сверкали злобой, будто у котов.

— Глаза прищурьте! Неровен час, заметят блеск в лесу, пропадем!

Дружинные грянули смехом. С таким-то воеводой как не смеяться? С Безродом даже один-вчетверо без страха выйдут. Сивый поднял кусок мяса, одарил Ратника, одарил Лесного Хозяина, только резал не ножом — мечом. А когда закончил, первым растворился во мраке чащобы, будто призрак.

Несколько человек встали на лесной тропе, что соединяла большой стан полуночников с малым. Те оттниры, которые по недоразумению избегут смерти, и припустят с дурной вестью в большой стан, найдут на лесной тропе свой конец. Остальные вои дружины Безрода притаились в лесу. Снега на берегу не осталось, весь истоптали. И ветер стих, будто уснул грозовой белопенник. Засадники тенями скользили за стволами и осторожно, по шажку, выдвигались к самой кромке леса, надолго замирая в тени деревьев. Полуночники готовились к игре. Разнесенные на сотню шагов торчали из земли весла, два с каждой стороны. Оттниры облачались в доспехи, перешучивались и обещали начесать друг другу холку. Лязгало железо, гремели доспехи, один из полуночников между воротами поставил сапог, аккурат посередине. Оттниры разбились на привычные дружины по полста человек, и каждая отошла к своим воротам. Чтобы различать друг друга, повязали на руки белые и красные повязки. На короткий миг повисла мертвая тишина, затем кто-то ударил мечом о щит, люди взревели и самые быстрые понеслись к сапогу. Две дружины сшиблись с таким грохотом, что с ладейных мачт, негодующе клекоча, снялись поморники.