Ледобой-3. Зов

Дети испуганно присели, переглянулись. Ужег потряс над раскрытым ртом сосуды, выжимая их до последней капли, пустые отбросил в костёр.

— Когда отец… теперешнего правителя Хизаны был молод, однажды на охоте он с дружиной встретил странное существо. Жуткое, пугающее, от его вида кровь стыла в жилах и что-то разом обрывалось внутри. Это было в последние жаркие деньки перед годами оглушительного холода. Завязался бой, выжить в котором удалось только дерабанну. Старик, твой седоголовый товарищ с рубцами на лице видел правителя ранней весной, их корабль атаковали морские разбойники.

Стюжень перевёл, Безрод молча, глядя в огонь кивнул. Помню.

— Тварь с легкостью умертвила пару десятков воинов, а сама потеряла лишь кончик пальца с ногтём, отсечённый молодым правителем.

— Она выглядела как человек?

— Да, но существо имело мало общего с обычным человек, его могущество не позволяло в этом усомниться, и вскоре на месте битвы Зимограсс нашёл кусочек плоти, взяв который в руки почувствовал, будто его за горло схватили — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Позже он рассказывал мне, что в то мгновение ему показалось, будто тело насквозь пронзили медной трубой вестового, через один раструб которой из него вон потекла жизнь, а через второй вливалось нечто настолько жуткое и болезненное, что память о том он не избыл до седых волос и ночами часто просыпался в поту. Позже, когда я оказался во дворце правителя, мне удалось найти в летописях кое-что интересное.

Ужег на мгновение остановился, нежно потёрся затылком о ногу матери, сжал руку отца, как-то странно взглянул на жену и детей. Бояны даже не переглянулись, только Стюжень чуть подобрался и крепче сжал челюсти.

— Такое уже было. Писано, что это делается понятно само, мол, стоит взять такие вещи в руки, будто кто-то за спиной стоит и нашёптывает в ухо. Плоть того существа забирала жизнь и взамен давала… себя. Зло. Злую и могучую силу.

Когда мизинец Ужега вдруг с громким хрустом выгнуло против естества, и он остался торчать под острым углом к кисти, мать жена и дети колдуна закричали так, что кони всхрапнули, а Стюженев конь шарахнулся прочь, насколько позволил повод. Отец несчастного смотрел на сына широко раскрытыми глазами и кривил в немом возгласе рот. Ужег лишь слабо бровью дёрнул.

— Мама, отец, это моё искупление, — шёпотом бросил он, глядя в никуда.

— Дальше, — сквозь зубы отчеканил Стюжень.

— Тварь выпивает человека, как я только что осушил два сосуда. До капли. Это жутко, когда ты понимаешь, что тебя высасывают, как чарку с вином, и туда, где только что было тепло, и плескалась кровь, льётся гнилая болотная жижа, подмороженная до ледышек.

Безымянный палец колдуну сломало дважды: сначала в одном суставе, затем в другом. Дети закрыли глаза руками и уже даже не кричали, а волнами утробно подывывали, время от времени захлебываясь в приступах немой передышки.

— Керна, Дряз, не нужно плакать, видите, я живой, даже улыбаюсь.

— Только улыбаешься ты криво, и под глазом у тебя живчик с ума сходит, — тихо бросил Сивый, а Стюжень сжал плечо Безрода пальцами крепкими, как дубовые корни.

— А если ты прошёл черту невозврата и отбросить от себя плоть этой твари уже не получается, выясняется одна интересная штука: после того, как зло выпьет тебя досуха и заполнит нутро гадостью, ты делаешься необыкновенно могуч и силен, и останешься непобедим, жесток и всесилен ровно столько, сколько дней сопротивлялся. В летописи написано, что это очень больно. Она грызёт по-живому, и все твои жилы до самой маленькой, гудят, будто струны под пальцами гусляра. Воешь, стонешь, от тебя начинает дурно пахнуть, бедняга не в силах даже запереть кишечник и мочевой пузырь, но умереть подлая тварь тебе не даёт.

Все остатние целые пальцы изувеченной кисти с отвратительным сухим треском переломило разом, а саму ладонь сложило и перегнуло, ровно лист пергамента, наискось, от мизинца, до большого пальца. Жена Ужега побледнела, глаза её закатились и несчастная молча повалилась в траву, но помочь ей ни Сивый, ни Стюжень не могли — один схватил мальчика, второй девочку, прижали к себе и, прикрыв руками обмякшим детям глаза, что-то нашёптывали прямо в макушки.

— Мама, отец, я прошу, хоть вы держитесь, — просипел колдун.

Безрод хмыкнул. Держитесь… Это ты сказал всего несколько слов, пару раз тебя тряхнуло, а она за эти счёт-другой видела творение мира, его долгую жизнь и гибель. Мать Ужега держалась даже не на воле — её просто не осталось после первых же изломов, и с собственной дурнотой, только бы сохранить рассудок в крепости, она тоже не боролась. Сивый подозревал, что целую вечность назад старуха просто махнула на себя рукой — сын, вот кто держал её на этом свете, это он должен сохранить рассудок в крепости и не сойти с ума от болей.

— Когда Зимограсс понял, что умирает от смертельной болезни…

— Сколько дней, — только и спросил Стюжень.