Ледобой-3. Зов

В едальную с луками наизготовку вваливались вооружённые люди в княжеской справе, здоровенный, седой старик громогласно отдавал приказания — в задке он их нашёл, что ли — а перед Косоворотом вдруг вырос давешний урод с рубцами по лицу, и на какое-то время пузан пожалел обо всём на свете. Вот ты гусем ходишь по едальной палате; борода твоя обширна, как метла, кулачищи — с голову ребёнка; твоё слово ловит дружина, несколько десятков ухарей; ты отправляешь на смерть одним взмахом руки; но встаёт перед тобой некто, которому даже в глаза не заглянуть — ты просто не отражаешься в них — и простой вопрос: «Нож этот?» начисто вытирает навык говорить. Будто язык под корешок скосили. А и мог бы говорить, только и сказал бы: «Окно затворите. Мёрзну!»

Кивнул. Этот.

— Возвращаю.

Правую руку будто выломали — так бывает, когда конь рвёт, а вожжи на кулак намотаны — а ещё запястье чисто в древесную расщелину сунули, да клин выбили, и в ладонь по самую крестовину порождение Злобога молниеносно сунул нож. От боли аж дыхание перемкнуло.

Косоворот ещё стоял, будто вымороженный, бессильный вырвать из цепкой хватки сивого ублюдка собственную руку; его начало потряхивать, когда княжеские в упор, безжалостно принялись рассаживать стрелами его дружинных; а в то мгновение, когда искомый нож всаживают в стол, насколько из ладони осталось торчать лезвия, и с ним к столешнице гвоздят твою руку, одним рывком швырнув самого под лавку, ровно соломенное чучело, глаза сами собой закрылись…

Ясный день один на всех, солнце всем светит одинаково, и той полусотне, что неторопливо идёт верхами в сторону моря, и толпишке, хромой и корявой, что стоит мрачнее мрачного перед свалкой брёвен, ещё недавно бывшей недостроенным ледником. В одно и то же поднебесье улетают слова первых: «Зарежь ты Косоворота, быть бы войне с боярством. Слава богам, сдержался»; и вторых: «На ремни распущу ублюдка… О, нет, Головач, я не о князе… Вернее, не только о нём». На дворе Косоворота лежат вповалку брёвна, то на этом, одно на другом, и там, где стволы четырёх срубок образуют два перекрестья, лежат Жукан и Муха. Аккурат между стволами. Косоворот долго смотрел на завал, не отводя глаз, и в какой-то миг понял, что не видит — голова закружилась, перед глазами пелена заиграла, ровно встал спросонья, веки не разлепил. Будь ты хоть трижды прокалён огнём, выдублен своей и чужой кровью, правлен острым и тупым железом, в такие дни будто в стену упираешься — не твои это игрища. Так ураганные ветры друг другу домишки по воздуху перекидывают, так исполинские волны ладьями играют, ровно берёзовыми корками, так Злобожьи отродья в толкушки играют, бревно и бревно — ступка и пестик, горох для толченья — человек. Муха и Жукан… глаза у обоих протекли, через уши и нос кровь нашла выход, пузо вдрызг, кто нутром послабже вообще взглянуть не смог. Будто положили человека на наковальню, а другой наковальней сверху прикрыли. С размаху. Точно железным одеяльцем. Шляпс — брызги в стороны!

А ещё отрока нашли, Слагая. Принесли сюда, положили в снег перед завалом брёвен. Ни единой раны, ни свежего пореза, ни синяка — только давнишние, спелые — просто лежит мальчишка мёртвый и не встаёт. И никто ничего понять не может. Как помер? За что? И вроде не били, но счёт за эту смерть всё равно княжеским прилетит.

— Ну держись, подонок!

Конный отряд с десяток верховых въехал на двор, предводитель донельзя похожий на Косоворота, но помоложе и стройнее, с бородой покороче, спешившись, бросился к толпе у ледника.

— Отец, да что тут с вами? Что стряслось?

Косоворот одной рукой притянул сына к себе, обнял и шепнул в самое ухо:

— Ты даже представить себе не можешь, насколько охота — правильное дело! Особенно многодневная.

— Отец, что…

— Потом, всё потом.

— А тут это… к нам гости. На границе встретил. Вроде важные птицы. Может по торговым делам? Мне не сказали.

— Что за ряженые? — Косоворот с неохотой отвернулся от ледника.

Трое верховых шагом подъехали ближе. Загорелые, глаза чёрные, в темных одеждах, под сёдлами вороные, справа неброская, но добротная. Спешились.

— Наш повелитель желает владетелю этих земель постичь всё значение противоположностей, одной из которых будет долгая и насыщенная жизнь, а второй — скорейшая гибели его недругов, и прислал нас с делом необыкновенной важности, — усмехнулся старший из троих, чью бороду, некогда вороную, время проредило сединой.

— Смерть врагам очень кстати, — буркнул Косоворт, баюкая правую руку — от неловкого движения прострелило. — И кто ваш повелитель?

— Твой добрый сосед, — зловеще улыбнулся старший, — светлый правитель благословенного народа и щедрых земель.

— Ещё один светонос, — скривившись, под нос буркнул Косоворот, — Эй, Бобрик, сведи этих в гостевой терем. Все разговоры вечером.

И едва послов увели, добавил: «Вот только кровь замоют в едальной».

Глава 3

ГЛАВА 3

— Чего мы здесь? — шепнул Кукиш и пихнул Косоворота в бок. — Глухомань глухоманью! Может, ну его? Дёрнем отсюда, пока не поздно!