Ледобой. Зов (СИ)

Но даже громогласный гогот не вывел бедолаг из отупелого безразличия, а Гюст, оставшийся на Улльге, крикнул, показывая на соседей: «Не вторая — третья! Головачей прямо с суда выдёрнули! Парни, живо на борт, уходим, не то парус провоняет, а мне коня жалко».

— Сивый, айда на Улльгу! Хоть до льдины домчим.

А младший Неслух, приложив руки ко рту, крикнул боярским:

— Эй, вы давеча бражку заморскую от щедрот Головача трескали, помните?.. Мы чего тогда хотели-то… Думали, а чего не угощают добрые соседи? Молчите? Нет, теперь-то всё понятно, сами — так сами…

Из ладейного чрева полезли остальные, такие же вымотанные, злые, немые и побеждённые…

* * *

Стюжень спешился во дворе терема и бегом, насколько позволяли ноги, рванул вверх по лестнице. Из дверей думной как раз выходила Зарянка с пустой питейкой. И уже можно было не говорить с Отвадой — даже по Чаяновне, даже в полной темноте сделалось бы ясно, что стряслось непоправимое.

— Пьёт?

Она глядела кругом так, будто отца потеряла: глаза тусклые, взгляд побитый, ссутулилась. Верховный не выдержал, знаком остановил, зашёл ей за спину, правый кулак упер в поясницу, пальцами левой руки легонько взялся за шею и подавал назад, пока спина не выпрямилась, ровно копейное древко, а титьки вперёд не прыгнули, аж платье натянули.

— Вот так и будешь ходить впредь. Поняла?

Чаяновна моргнула, соглашаясь, глубоко вдохнула, ровно от заклятия отходит, и шмыгнула носом.

— Прям на месте? А Перегуж?

— Один днём вернулся, второй под вечер.

— Зови.

— А ты, дядя Стюжень?

— А я погожу пока входить.

* * *

Вошли втроём. Отвада лежал на скамье, забросив ноги на подоконник. Услышав стук двери, даже поворачиваться на стал — просто шею назад выгнул.

— Только орать не начни: «Люди вверх ногами! Помогите!» — Стюжень прошёл к Отваде, рывком сбросил его ноги с подоконника и развернул к себе.

Князь, как был с чаркой в руке, так и крутанулся на заду, чуть не раскатив головой стену по брёвнышку, но даже капли браги не выхлестнуло через расписной бочок.

— Ну давай, рассказывай.

— Я им уже рассказывал, — Отвада равнодушно махнул на Пряма и Перегужа.

— Тебе всё равно рассказывать, — верховный устало опустился на соседнюю скамью. — Я тут новенький. Не всё знаю.

Отвада приложился к браге, выпил всю, до капли, покрутил в руках пустую чарку, покрутил да и швырнул в стену.

— Деревянная. Не разобьётся, — покачал головой Перегуж.

— Я. Приговорил. Безрода. К смерти, — князь откинулся назад, на спинку, левую руку сунул под голову, а правую вытянул к своду и указательным пальцем повёл по чертам белого жеребца — грива, голова, шея…

— Ну, дальше?

— А потом приплыла здоровенная белая льдина, и он на ней ушёл.

— Какая льдина, куда ушёл?

— Холодную белую ладью прислал Ледован. Для чего-то Сивый ему был нужен, — грудь, передняя нога, копыто…

— А я тебе объясню, для чего Ледовану Безрод! — Стюжень резко встал, ногой пнул скамью с Отвадой и того снесло на пол, будто с коня на полном скаку, аж покатился. — Задолжал старику Сивый, а долг платежом красен! Помнишь тот заплыв по ледяному морю к Старому Святилищу? Догадайся, кто расплачиваться будет? Помнишь, кто стал повивальным дядькой Безрода? Кому ты вообще обязан тем, что в один прекрасный день измождённый оборванец с рубцами на лице ступил в пределы Сторожища! Напомнить?

Прям и Перегуж нахмурились и переглянулись.

— Хочешь больше? Те приступы Сивого не на пустом месте случались.

— Знаю, — Отвада на полу начал приходить в себя, подполз к стене, опёрся спиной, в глазах вспыхнули крошечные пока огоньки злости. — Это было напоминание Безроду о том, что нужно идти на полночь!

— А предварял приступ холодный ледяной ветер! И ни разу Сивый не переступил черты, ни единой доброй твари сослепу не грохнул! А хочешь, сядем подсчитаем, сколько добра тебе на голову упало с этими приступами? Сколько мрази он вычистил?

— Есть ещё кое-что, — начал было Прям, но взглянув на старика, кивнул — давай-ка сам.

— Правильно, есть ещё кое-что, — верховный, кривясь, оглядывал Отваду, будто сомневался, говорить-не говорить. — Помимо приступов, Безрод, скорее всего, расплачивался за непослушание ещё кое-чем. Правда, не вполне ясно, чем именно, но это тот случай, когда правду знать вовсе не хочется, правда, князь?

Несколько мгновений Отвада глядел на Стюженя, будто не понял или не услышал. Повернулся к Пряму. Воевода потайной дружины мрачно кивнул. Князь посмотрел на Перегужа. Старый вояка хлопнул веками. Отвада, подпирая стену спиной, потянулся вставать, а когда воздвигся на ноги, несколько мгновений качался и глядел будто в никуда, а потом одним махом вернулся в мир: закрыл глаза, застонал, его повело вбок и он неуклюже повалился на лавку.

— Чем платил, увы, летописи не говорят, но в таком деле ощипанными перьями не обойдётся. Это тебе не дурнота в требухе наутро после перепоя. И уж точно не мор и не погубленные торговые поезда. Ничего, узнаем.

Отвада задрал голову вверх — грудь, рёбра, задняя нога, копыто. На подоконнике стоит питейка, в ней ещё есть брага.

— Выпить хочешь?