Ледоход

И все же совесть, присущая Тимофею, проснулась в нем раньше, нежели он достиг дна. Однажды, приходя в себя после бурного вчерашнего, он обозрел подробности своей истории со стороны и содрогнулся от отвращения. И хотя алкашам пробуждение совести, как правило, желания напиваться не отбивает, даже наоборот, Тимофей покинул засасывающую его пьяную трясину!

Позже от тяжелых размышлений его захватила новая идея, будто рождение второго ребенка, славной доченьки-помощницы для Катерины, исправит их недружную семью, восстановит душевное равновесие супруги. Да где уж там! Чем сильнее жена заматывалась по хозяйству, тем больше превращалась в мегеру, не желавшую оставаться домашней рабыней, заложницей, затворницей и, как ещё, вспоминал Тимофей, называла она себя в злобном урагане упреков?

– Нет! Не годится такая баба для семейной жизни, – пришел к трудному выводу Тимофей, – однако воз придется тянуть до конца. Видно, счастье обошло нас, а от несчастья не отмашешься!

О разводе он не помышлял – это было не в чести у предков, значит, недопустимо и для него. В церковь Тимофей не захаживал, в искренность попов не верил, но всегда считал, будто церковные заповеди могут стать основой жизни всякого честного человека. И совсем не важно, где эти истины прописаны, и как их называть – церковными, христианскими или коммунистическими – от того их нравственная святость не убудет. Важно лишь, чтобы люди по доброй воле их не нарушали – не убей, не укради, не изменяй, не предавай, не греши, не лги…

– Прежде люди мудрыми были – иначе не выжили бы – и грех нам их опыт своим недомыслием подменять. Гляди-ка! Неоперившиеся птенцы теперь мнят о себе… Не от большого ума – всё от телевидения. Нет от него спасения! Раньше отцу в рот глядели, каждое слово ловили, чтобы самим потом жить правильнее, теперь же – насмотрятся мексиканских судеб и свою жизнь под них перекраивают. Не от большого ума это! Не от жизненной мудрости! Так мартышки себя ведут! Только им, настоящим мартышкам, что? Бананы созрели, вот жизнь и удалась! А молодежи теперь счастье подай! Мечты всякие их одолевают, институты, квартиры с газом и горячей водой, маникюры и паркеты… А ведь всё это должен кто-то сделать! Так не ждите – сами и делайте, добивайтесь! Но не за счет же мучений и несчастья прочих людей – близких или совсем незнакомых. Не за счет присваивания того, что произвели не для вас другие.

Тимофей всех детей любил, особенно, своих. Сына Мишку и дочурку, солнышко ненаглядное.

С сыном Тимофей возился самозабвенно. Обстоятельно вовлекал его в мужские дела, учил ремеслам и житейской мудрости. Когда же сын подрос, то заниматься вдвоем удавалось всё реже, тем не менее, налаженный их кровно-дружеский контакт не ослабевал.

Вспомнилось, как приучал Мишку обувь от грязи мыть. Указал ему как-то раз, другой – не проняло. Показал, как дело делать – тот же результат. Тогда сам вымыл один Мишкин ботинок, начистил его до блеска, а другой оставил в неприглядном виде. Утром парень обулся и убежал в школу, ничего не заметив, а вернулся расстроенным – полшколы над ним посмеялось, особенно девчонки, неуважение которых уже ранило более всего. С тех пор вопрос с чисткой и мойкой обуви отпал. Да и в прочих делах слово отца становилось законом не по принуждению, а вследствие его авторитета.

В общем, парень вырос толковым. И всё же уберечь его от беды Тимофей не смог. На первом курсе политеха сын вечером возвращался из города. Подружку провожал (хорошая, между прочим, дивчина – в беде Мишку не бросила), да и угодил в подстроенную под него жестокую и неравную драку. Во все времена применяется этот подленький способ выяснения отношений между соперниками, – совместными усилиями более сильных дружков. Столкновение интересов для сына оказалось ужасным – вместо вуза или армии он третий год томится в заключении…

Дочь, которая на четыре года младше брата, тоже Катюша – в честь матери – с момента рождения оказалась для Тимофея единственным светлым пятнышком на многие годы, любимицей, отдушиной… Подрастая, она становилась всё краше и занятнее, но никогда, как ни стремился Тимофей, душой к нему не тянулась. Зато, будто маленький хвостик, не отходила ни на шаг от матери, мило копируя все ее повадки.

Как-то после очередной сказки на коленях отца дочка прижалась к щеке Тимофея своей щечкой и доверила ему свою большую тайну:

– Ты у меня очень-очень хороший папа, но маму я всё равно люблю сильнее-сильнее! Так и надо? Ты не обижаешься?

Потом это проявлялось чаще и обиднее, но реакцией отца Катя уже не интересовалась. Выросла дочка! Вроде всегда на глазах, да только душа теперь – потемки. Очень, между прочим, неглупая девочка, но скрытная. А столь привлекательная для окружающих ее внутренняя сила и целеустремленность, проявившаяся с малых лет, угадывается с первого взгляда. Но для Тимофея осталось загадкой, откуда у дочки эти качества и чему они послужат в последующем?