А ещё через день Наталья Николаевна увидела скорую, стоящую у распахнутой двери соседнего корпуса, из которой на носилках выносили кого-то, с головой покрытого белой простынёй.
Рядом, опустив голову, шёл «одинокий танцор».
Нахлынувшая волна печали заставила Наталью Николаевну остановиться.
Она вспомнила ту недавнюю, тёплую и чуть смущённую улыбку больной женщины, адресованную ей, и также, как тогда, свинцовый обруч сковал сердце.
Наталья Николаевна достала из кармана пальто лекарство, положила под язык маленькую, сладковатую таблетку и прислонилась к раскидистой, высокой иве, склонившей к земле оголённые, мокрые ветви.
Мимо неё, прервав разговор, прошли две женщины с корзинами, полными грибов, пробежал, подпрыгивая на одной ножке, весёлый озорной мальчуган, прошлёпала старушка в заношенном плаще и допотопных резиновых галошах, проплыли, держась вместе за один зонт, парень с девушкой.
Наталья Николаевна смотрела вслед скорой, медленно отъезжающей по тёмному, блестящему асфальту дороги.
Моросил и шептал что-то бесконечно грустное долгий, осенний дождь.
Ледяной дождь
– Договорились? – голос в трубке звучал умоляюще. – Светик, ведь интересно будет! Представляешь, Москва-река во льду, теплоход у берега…
– Подруга моя дорогая, что я там забыла? Никого не знаю, в этих самых речных круизах, как ты, не была, говорить мне не с кем и не о чем, понимаешь?
– Понимаю. Ничего, других послушаешь. Светик, жаль мне, если билет пропадёт, ну кто знал, что я под самый Новый год так разболеюсь.
– Вот, вот, а мне зачем эта встреча с незнакомыми людьми?
– Там концерт будет, самодеятельный правда, потом стол с угощениями, потом конкурсы, танцы, Дед Мороз со Снегурочкой…
– Анюта, уступаю тебе только потому, что ты больна, – со вздохом согласилась Света.
На теплоходе, стоящем у берега Москвы-реки на Северном Речном вокзале и превратившимся в оригинальный ресторан, собирались старые знакомые – участники речных круизов по Волге, Оке, Каме, по Ладожскому и Онежскому озёрам, по водохранилищам, шлюзам и каналам, вплоть до Беломорканала и Соловков.
Многие из них не один раз путешествовали по нашим рекам и озёрам, им было что вспомнить и о чём поговорить.
Была суббота, 25 декабря 2010-го года, три часа дня, когда Света вышла из метро Речной вокзал, и до берега Москвы-реки, где стоял теплоход-ресторан, было минут двадцать-тридцать ходьбы.
Надо было пересечь площадь у метро с многочисленными остановками автобусов и маршруток, пройти зону кафешек и маленьких магазинчиков, пересечь парк Дружбы, перейти по подземному переходу Ленинградское шоссе и оказаться в парке Северного Речного вокзала.
В парке, напротив здания вокзала, монументального, построенного в стиле сталинский ампир, похожего на огромный, величественный корабль с высоким шпилем, венчающимся пятиконечной звездой, здесь, в парке, был залит каток, играла музыка, были развешены флажки, шары и гирлянды, и стояла, украшенная игрушками, сияющая разноцветными огнями, ёлка.
Народа на катке, несмотря на субботний день, было немного: родители с маленькими детьми, школьники, у которых начались каникулы, и влюблённые – они катались, взявшись за руки.
Набережная Москвы-реки была ярко освещена, около входа на теплоход-ресторан стояли две большие ёлки, к одной из них прислонился Дед Мороз, а к другой – большой улыбающийся Снеговик.
Света посмотрела на часы – дорога от метро заняла двадцать минут.
– Проходите, пожалуйста, ждём, – вежливо сказал охранник, посмотрев пригласительный билет Светы.
Она сняла пальто и прошла в зал, где стояла новогодняя ёлка, играла приятная, негромкая музыка, и где столы, составленные буквой «П», были заставлены всевозможными угощениями и шампанским.
Света пришла последней, села на отведённое ей место, огляделась.
Прощание со старым и встреча, пусть предварительная, нового года началась.
Ведущий вечера предложил:
– Пусть каждый из нас произнесёт тост за самый запоминающийся, на его взгляд, момент одного из речных круизов, в которые он ходил.
Вспоминали разное: икону Всемилостивого Спаса в Тутаеве, старинные монастыри, похожие на белых лебедей, розовый туман ранним утром, стелющийся по голубой палубе, майский хор лягушек и пение соловьёв в черёмуховых рощах по берегам Оки, а поля незабудок в Плёсе! а Мышкин! а Ярославль и Казань! и монумент «Родина-мать зовёт!» на Мамаевом кургане, и маленький уютный Городец, с высокого берега которого открывался вид, точь-в-точь как на картине Левитана «Над вечным покоем», и затонувшая колокольня в Калязине… и те облака под Угличем, ты помнишь?
Света слушала и слушала.
И тут её «добили» окончательно – встал немолодой мужчина и негромко произнёс:
– В первом круизе я ходил на Валаам, и когда мы подошли к Ладожскому озеру, то по громкому радио нам сказали, чтобы все туристы вышли на палубы.
Была середина сентября, тёплый осенний вечер, и необыкновенный, переливающийся, оранжево-красный закат.