В том же 1811 г. свой план предложил и генерал князь П. И. Багратион, согласно которому необходимо сразу отдалить театр военных действий от пределов России и вторгнуться на территорию Великого Герцогства Варшавского, где разбить противника по частям, прежде чем ему удастся сконцентрироваться. Этот смелый план был неисполним как из-за невыгодного для русских соотношения сил, так и по причинам общего политического свойства[109]. Российский историк П. Н. Грюнберг пишет: «Александр I не мог принять план Багратиона, как и иные планы., основанные на превентивном ударе, с благородной целью отодвинуть войну и разорение от границ России. Как бы ни были они продуманы и аргументированы в военном отношении, эти планы приносили политический ущерб, давали противнику формальный повод объявить Россию зачинщиком войны, агрессором»[110].
Тем не менее Александр I решил использовать элемент этого плана — и выдвинуть армию П. Багратиона к границам Великого Герцогства Варшавского, и этим дезориентировать неприятеля. Говоря о возможном вторжении армии Багратиона в Польшу, Бенкендорф свидетельствует, что «русское командование затеяло своего рода игру с Наполеоном, показывая своими действиями, что готово следовать известным французскому командованию проектам, но не шло в их исполнении далее демонстрации намерений»[111].
О том, что Александр не собирался вести никаких наступательных действий, а, наоборот, планировал отступать в глубь страны, свидетельствуют и иностранные источники. Министр иностранных дел К. Меттерних вспоминал: «Наполеон был убеждён, что русская армия будет атаковать. Что касается меня, то я был уверен, что Император Александр не перейдёт границы, будет ждать атаки французской армии и отступит перед ней. Я выразил эту точку зрения. Наполеон попробовал её опровергнуть, ссылаясь на стратегические соображения и на взгляды и манеру действий Царя, которые, как он полагал, изучены им досконально»[112].
О. Соколов безо всяких доказательств пишет: «Разумеется, уверенность Меттерниха в том, что „Александр не перейдёт границы“ и что русская армия будет отступать, появилась, скорее всего, задним числом». Откуда такой вывод, на чём он строится? И как сочетаются в одном предложении слова «разумеется» и «скорее всего»? Вообще, как только чьи-нибудь воспоминания не вяжутся с главной идеей О. Соколова о «русской агрессии», он сразу же относит их к числу «добавленных задним числом».
Это касается и мемуаров графа Л.-М. де Нарбонна, которого Бонапарт послал в мае 1812 г. в Вильно для дезинформации русского командования. О. Соколов приводит цитату из книги воспоминаний А.-Ф. Вильмена, которого называет «фантазёром». Почему, становится ясно из воспоминаний де Нарбонна о его беседе с Александром, о которой он поведал уже после войны Вильмену. По словам де Нарбонна, царь сказал: «Я не строю иллюзий. Я знаю, что Наполеон — великий полководец. Но, как видите, на моей стороне пространство и время. Вы не будете иметь даже уголка в этой враждебной для вас стране, где я бы не смог бы защищаться, прежде чем заключить позорный мир. Я не нападаю, но я не опущу оружия, пока хоть один иностранный солдат останется на территории России»[113].