Ледовая армия

— Да что вы творите! — закричал кто-то в гневе. — Что вы творите?

— Грай...

Ломая трапы, срезая железо как со своего корабля, так и с убитого судна Братства — «ИзоЛьда» снялась с места за пару минут до того, как огненные снаряды врезались в лед и город. Один из пламенных подарков зацепил уничтоженную нами посудину, и та загорелась, будто кто-то плеснул энги и поджег ее. От огня Братства сталь трещала со звуком горящих волос.

— Не теряемся, джентльмены. Не теряемся! Приходим в себя, ждем приказов, — голос, который взывал к Граю, немного потускнел. — Ждем распоряжений, перезаряжаемся.

— Да что они творят? Что творят? Как так можно-то? Это же город. Что они творят-то? — говорил рядом со мною мужчина. Кончик не спрятанного под шарфами острого носа уже побелел. — Что им город то сделал? Там же дети! Дети!

Глава пятая «Закономерные случайности»

Люди молчали. Угрюмо, враждебно. Топтались на месте, еще не растеряв горячку краткого сражения. Фрет рвался в Пустыню, и морозный ветер выдувал из нас последнее тепло. Повсюду горел лед, а в небе вновь плыли огненные шары. Наверное, так выглядит конец света. Ночь, темнота, холод и падающий с небес огонь. Вокруг гремели траки, скрежетал лед и рвущийся металл, кашляла стрельба, а мы держались за поручни, качаясь на неровностях Пустыни, и ждали распоряжений. Бездействие во время безумия. Капитан, штурман (или кто там еще находился в рубке вместе с Моноклем) вели корабль в ту сторону, откуда летели огни. Параллельно нам в том же направлении ехало еще одно судно с зелеными фонарями Содружества. Рядом с ним вдруг вспучилось рыжее пламя, брызнуло на металл липкими каплями и поползло по борту. Ледоход упрямо двигался с нами одним курсом, на палубе боролись с пожаром неизвестные нам моряки, но огонь разгорался лишь сильнее. Над ночными льдами полетел жуткий крик боли.

Мы с бессилием смотрели на то, как пламя захватывает ледоход, превращая его в проклятое горнило.

— Почему Братство сделало это? Почему? — спросил кто-то. — Они же никогда не делали никому зла. Что произошло с ними? Светлый Бог... Я не могу поверить.

— Скольких та тварь убила после того, как Филиана располовинила? — послышался задиристый и веселый голос. В Пустыне грохотала война, но я смотрел на нее, как зритель. Все мы на «ИзоЛьде» стали зрителями. Горел Барроухельм, горели корабли защитников, горели ледоходы Братства. В ночи сверкали едва заметные вспышки выстрелов. А мы смотрели.

— Я не солдат, я же совсем не солдат. Как я здесь оказался? — сказал остроносый. Он смотрел прямо перед собой. — Я ведь не солдат. Я ученый... Я не солдат! Я зверолог, понимаете?!

— Троих минимум. И Грай...

— Грай был странным. Эй, Академик, приди в себя, — рядом с остроносым появился тот самый боец в белой парке. Это был довольно молодой парень, года на три меня старше. — Посмотри на меня. Да-да, давай, поворачивайся.

Затем он бросил в сторону:

— Я видел, что убрало того молчуна, который ни с кем никогда не здоровался, и парня, которого капитан вчера на борт взял. Кто третий?

— Ты же знаешь, я не солдат, — бормотал мужчина. — Я зверолог!

— Знаю, Академик, знаю. Но в трудные времена солдатами становятся быстро. Ты вот выжил, у тебя есть шанс. Эй, снегобрат, учти, за то, что ты там сотворил — Язва твой должник.

— Язва? — спросил я.

— Язва. У нас тут всех как оленей на пастбище зовут. Излишки профессии, темная романтика. Вот тебя как звать?

— Эд. Эд ан Бауди.

Сверху донеслось:

— Эй там, внизу! Укройтесь за фальшбортом! Не лезьте голой задницей в пургу! Язва, тебя это тоже касается! Ну-ка сядь!

— Эд ан Бауди — это скучно, — резюмировал Язва. Он, не таясь, присел рядом с нами, привалился спиной к низкому борту (чтобы укрыться за ним, нужно было лечь, наверное) и положил на колени дальнобой. В глазах парня сверкали огни наших фонарей, а его силуэт оказался как раз напротив зарева на стенах Барроухельма. — Я бы назвал тебя Визгун. Или Крикмайстер. Хорошо заорал там. А это вот Академик. Потому что он умный.

— Грай так глупо погиб, — сказал Академик. Он будто очнулся. Огляделся и засмущался от того сколько человек на него смотрели. — Так страшно. Урок всем нам — не держись за прошлое, да?

— Я впервые был в драке, — сказал крепкий мужчина, заиндевевшие лохмотья шарфов опутывали его шею и голову, топорщась в разные стороны диковиной прической. — Сорок зим скоро, а дрался впервые. Руки дрожат.

— Бывает, — подбодрил Язва. — Я в первый раз вообще обгадился. Тепло, скажу вам, лишь первую минуту. Потом... стало прохладно.

Кто-то нервно хохотнул. Кожа от холода занемела, и я еще больше укутался в уже промерзший шарф, согреваясь дыханием.

— Третий на обедах все на кашу ворчал. Долговязый такой, — сказал кто-то.

— Чего?

— Ты спрашивал, кто третий. Вот, по-моему, он.