— Привести? — бородатый Жерар был уже здесь. Он старался держаться у стенки, так как стоило ему повернуться — широкие плечи полностью перегораживали проход. Фарри кивнул ему, и помощник Монокля зашагал прочь, старательно обходя кровавые пятна. Когда он миновал меня, пахнуло острыми специями.
— Я рад тебя видеть, Эд, — сказал Три Гвоздя. — Честно.
Я улыбнулся, но не нашелся что ответить. Возможно, стоило произнести хоть что-нибудь. Пусть даже вязкую банальность, мол, как же взаимна его радость. Или же, что-нибудь вроде «как приятно, что ты смотришь на меня без осуждения».
Но я ничего не сказал. Мне подумалось, что любое мое слово могло разрушить это доброе обращение. Уничтожить его.
Зато в разговор ворвался Фарри, и минут пятнадцать, пока не вернулся Жерар, они общались на какие-то только им понятные темы. Темы, в которых я уже был чужаком.
Первый помощник привел с собой юношу с зеленоватым от слабости лицом. Я прислушался к чувствам бедолаги: страх, отчаянье, растерянность, желание сбежать.
— Вот. Гушлак ан Нагадир. Как заказывали, джентльмены, — Жерар ловко пропустил юношу вперед и снежным медведем навис над бедолагой.
— Хорошие сапоги, — сказал Три Гвоздя. Если бы словами можно было бить по лицу, то, наверное, так бы и выглядел результат. Парень дернул головой, отпрянул, но уперся в Жерара.
Свежевычищенные кожаные сапоги ан Нагадира чуть ли не сверкали.
— Как ты его нашел? Расскажи, — спросил Фарри. Он был ниже Гушлака, но смотрел все равно как-то свысока.
— Мужика этого?
— Да...
— Ну. Заглянул утром...
— Врет, — сказал я.
— Да шаркунь твою, Эд. Понятное дело, что врет, — не улыбнулся Три Гвоздя. — Очевидно же. Он и зарезал шерифа.
— Я не убивал его! — вскрикнул Гушлак. — Нет!
— Друг мой, надеюсь, ты не станешь мне говорить, что прогуливался тут утром и вдруг решил заглянуть в одну из десятка позабытых обоими богами подсобок корабля? — Три Гвоздя почесал шею. — Я десять лет прослужил в дознавателях, такие, как ты, считают, что все подозрения с себя снимут, если вдруг найдут труп сами. Устал я от вас!
Гушлака затрясло. Он затравленно сжался и быстро-быстро замотал головой.
— Правда! Я не знаю. Я не убивал его!
От его ужаса у меня вспотели виски.
— Тройка... — сказал было я, но почувствовал ярость дознавателя. С виду ж он по-прежнему слегка улыбался, глаза блуждали. Мысль прекратить пугать парнишку ушла сама собой. У Тройки шла своя игра и он боялся, что я и ее сломаю.
— Он врет... — соврал я.
— Нет! Нет! Я не убивал! Не убивал! Это ложь! Он лжет! — закричал парень. О, как он меня ненавидел в этот миг. Я впитывал его ненависть, запоминал ее.
Жерар положил руку ему на плечо. Добрый дядюшка-смерть.
— Капитан будет недоволен, Гушлак. Очень недоволен.
— Я был тут, но не убивал. Я спрятался. Там бой был, а я испугался. Я спрятался. Там за полками! А потом этот... Я слышал. Он такой: «Ого, кого я вижу у нас на борту», — а потом захрипел страшно. Так страшно. Этот... Он затащил его сюда.
— Кто «он»? — вставил в его лепет Тройка. Проклятье, он был здесь как ледовый демон в замерзших пещерах. Ловок, знающ, убийственно точен.
— Я не знаю. Он молчал. Он молча его убил, молча затащил. Я не слышал его и не видел. Мне было так страшно. Я не убивал его. Я прятался. Он затащил его сюда. Потом что-то делал в коридоре, недолго, а затем ушел. — Выпалил Гушлак. — Я полночи простоял здесь, все боялся, что он стоит снаружи и ждет. Проверяет… Но я не убивал!
— Почему сразу не пришел, не признался? — спросил Фарри. — Что за дурацкая хитрость такая?
Тот стушевался.
— А?
— Потому что трус, — вдруг успокоился парень. Как-то даже приосанился, признавшись самому себе в собственной слабости и приняв ее. — Просто потому, что трус. Думал, что герой. Думал, что буду биться, как и все, а не смог. Спрятался. И когда там кто-то захрипел, когда его сюда затаскивали — не вышел. Подумал, что он и меня...
— Этого недостаточно. Повтори медленно, что случилось, — прервал его Три Гвоздя. — С самого начала.
Я отошел немного, чтобы заглянуть в комнату, где умер ан Найт. Неприятный запах проник в ноздри. Тяжелый и острый. От него выступала испарина, как от лихорадки. Объятый вонью ан Найт лежал на полу, укрытый тряпьем, как куча мусора. Под ним чернела лужа крови.
Горло сдавило от накатившего всхлипа, и я закашлялся, делая вид, что меня тошнит. Мы не были друзьями. Но когда-то шериф спас нас всех. Когда-то он изменил мою жизнь, пусть после и пожалел, наверное, об этом.
Я запоминал горечь и боль, которые уселись мне на плечи. Машинально, словно потом пригодятся.
* * *
Только после этого мне удалось помыться. Я с наслаждением смыл с себя вонь и грязь прошлого. Сидел в железной ванне, в облаках пара, и менялся. Очищался. Вода лилась из крана, и я с детским восторгом то закрывал трубу, отчего поток наливался силой, то отпускал руки, и радовался его свободном падению.