Как ни странно, но через два часа он проснулся и чувствовал себя хорошо. Оделся, почистил сапоги и к приходу капитана был готов ко всему.
— Хорош, — отметил капитан. — Что ж, идем. Вот пакет, что был с тобой. Ты же его должен передать начальнику управления кадров?
— Так точно.
— Вот и передашь.
В приемной ждать не пришлось. Сырохватов вошел и строевым шагом подошел к массивному столу, за которым, как за крепостной стеной, сидел начальник.
Отрапортовать о прибытии он не успел. Тот жестом остановил его и протянул руку:
— Пакет привез, давай.
— Так точно. Вот.
Начальник несколько минут читал бумаги из пакета, потом внимательно посмотрел прямо в глаза Сырохватову.
— Присаживайся, старший лейтенант. Похвально, похвально. Восемь рапортов с просьбой об отправке на фронт. Отменные характеристики, безукоризненный послужной лист. Нам такие люди нужны, нам коммунисты с железными нервами на фронте очень нужны… Что ж, придется удовлетворить ваше желание, да и начальство ваше наконец не возражает.
Он нажал на кнопку, и в кабинете появился сотрудник.
— Так, немедленно в приказ, назначить старшего лейтенанта Сырохватова заместителем командира заградотряда, там посмотрите сами, где особо острая ситуация с людьми, и завтра же его на фронт, а еще лучше, если прямо сегодня. Война не ждет. Вот так. Свободен, Сырохватов, поступаешь в распоряжение капитана Сысоева.
Сырохватов вскочил и, отдав честь, вышел из кабинета в приемную, где его ждал капитан.
«Значит, вот как! Меня просто списали на фронт! Да, я, как и все, писал рапорта, но я же знал — меня некем заменить! Я был на своем месте! Я добросовестно делал свое дело! Я выполнял все приказы! Все! Значит, теперь я стал не нужен. Хорошо. Пусть так! Но почему так внезапно, срочно, вдруг? Схватили как зэка! Определили в кутузку. Значит, я кому-то сильно помешал. Теперь ясно кому… Но я успел, письмо дойдет до народного комиссара, тогда посмотрим, кто должен гнить в окопах…» Сырохватов, стиснув зубы, шел за капитаном, а мысленно рвал и метал, крушил всех, кто встал на его пути. Всех, потому как они не стоили и гроша, тупые ублюдки, предатели, враги народа! Ничего, скоро они ответят за все…
— До утра приказано оставить тебя здесь, утром машиной выедешь по месту службы. Все ясно?
— Так точно.
— Ну, ночуй, старший лейтенант, отдельные для тебя апартаменты, ужин тебе принесут, — закрывая камеру, улыбнулся ему капитан.
«Я тебя лично рвать буду, дай срок», — мысленно ответил Сырохватов.
Сырохватов не предполагал, что именно его начальник, майор Портных, хорошо зная его характер, пытался спасти его. Он сделал так, чтобы Сырохватов ничего не успел совершить в Москве. Старшего лейтенанта сопровождали и доставили в наркомат по его приказу. Портных попросил своего друга, начальника управления, упрятать его куда подальше от Москвы, дабы сберечь его твердолобую голову от быстрой расправы. Он понимал: как только Сырохватов начнет собирать информацию по этому неприкасаемому, под особым покровительством «самого», Ванголу, а он будет это делать, старшего лейтенанта мгновенно вычислят и уничтожат. Сказать об этом Сырохватову он не мог, единственный выход — отправка на фронт. Там не до расследований будет. Не сумел Портных предвидеть только одного, что Сырохватову попадется такой попутчик. Подобного предусмотреть никто не смог, а должны были…
Через три дня после того, как Сырохватов был направлен на фронт, по наркомату прошла ориентировка — установить местонахождение старшего лейтенанта НКВД Сырохватова и немедленно доставить в Москву. Это было сделано по распоряжению Лаврентия Павловича Берии полковником Красковым. Будь оно выполнено, приговор, наверное, навис бы над многими…
Но судьба распорядилась иначе, в первую очередь для Сырохватова.
Он в это время трясся в кузове санитарной полуторки. Водитель с медсестрой привез в полевой госпиталь раненых с передовой и на обратном пути прихватил попутчика — заместителя командира заградотряда. Попробуй не возьми…
Антарктида, Новая Швабия. Кольша
В комнату старшего воспитателя Кольшу вызвали сразу после обеда. Он вошел и увидел за столом именно ту красивую женщину, которую приметил раньше. Длинные светлые волосы, красивые, выразительные глаза и улыбка. Он уже и не помнил, чтобы кто-нибудь вот так открыто ему улыбнулся.
Ольга заговорила на немецком:
— Проходи, садись.
Кольша прошел и сел на стул напротив.
— Как тебя зовут, мальчик?
— Мой номер восемьсот десять, госпожа…
— Я не госпожа, — на русском языке тихо перебила его Ольга. — Как твое имя?
— Кольша…
— Я тоже русская, и я хочу тебе помочь. Но не знаю как. Тебе, Кольша, угрожает опасность стать… стать…
Ольга не знала, как сказать подростку, почти еще ребенку, о том, что с ним собираются сделать.
— На удобрение меня отправят?
— Нет, Кольша. Бывает и похуже.
— Похуже уж некуда… Раз так, что мне делать?
— Не знаю, есть еще две недели…
Кольша почему-то поверил этой женщине. Наверное, потому, что она не врала. Он научился чувствовать вранье. Она говорила правду, для него это было важно. Кольша решил открыться ей.