Ледовый рейс

Прошли Соликамск. По обе стороны потянулись непривычно близкие после водохранилища берега. Низкие, песчаные, они заросли густым ивняком. Что ни куст-пучок, то со своим цветом прутьев — от седого до рыжего. А сверху все опушены желтыми сзелена сережками.

День заканчивается так же мягко, ни ветерка. Но ребята чем-то встревожены. В рубку поднялся сам капитан. Виктор что-то говорит оживленно, показывает рукой на воду. Юрий смотрит хмуро, сжал в ладони колючий подбородок. Только Анатолий невозмутимо сидит в уголке на скрипучем табурете, обтянутом кожей и похожем на сапожничью седуху.

Всегда он так. Ребята шумят, спорят, о похождениях своих рассказывают взахлеб, а он сядет в сторонке, сдвинет сбитые сапожки один к другому — острые коленки вместе — и сверху руки выложит, небольшие, в ссадинах. Изредка несмело словечко вставит, а больше все улыбается добрыми, доверчивыми глазами.

Саня называет его просто и твердо — Анатолий, хотя так и тянет сказать мягко — Толик. Капитан и механик, те всё — Захарыч. Вроде и в шутку, а прислушаешься — всерьез. И с чего они его так навеличивают?

Саня не может понять: чем ребята обеспокоены? Ну, кое-где льдины плывут, рыхлые, ноздреватые. То ли еще было в водохранилище.

А лед больше, гуще. И вот уже захлестнул все от берега до берега, ползет со зловещим шорохом и треском.

Буксирный колесный пароходик, что шел впереди с брандвахтой, растерянно рыскнул в одну сторону, в другую. Потом круто свернул под ухвостье островка, бросил якорь.

Юрий крутанул маховичок, слегка пристопорил машину.

— Ну, что я говорил, — заметил Виктор. — Вишера пошла, самое время. Пробьемся?

Идти рискованно. Не льдины страшны, хотя есть и такие — с хорошую танцплощадку. Опасны бревна и коряги, вмерзшие в лед.

— А может, тоже за остров спрячемся, переждем?

Юрий прислонился к стенке, руки в карманах. Смотрит на штурмана: его вахта — что скажет он?

— Попробуем, — говорит Анатолий.

Все выжидающе смотрят на него. Что попробуем? А он повернул маховичок в обратную сторону, прибавил ход.

Влево. Вправо. Маленькие кулачки бойко бегают, догоняя друг друга, по отполированному штурвалу. Теперь все зависит от маневренности. Где-то надо сбавить ход, где-то наддать, уловить момент и врезаться с ходу между льдинами. Точно рассчитать, увернуться и обойти стороной.

Шедшая впереди «сотка» вдруг пошла к берегу, закривуляла меж льдинами, сбавила ход и отстала. Глянули минут через десять: идет вслед за ними, не обгоняет.

— Опять Котомкин хвостом крутит, — чертыхнулся Виктор.

Чуть видный за штурвалом, Анатолий стоит молча. Стоит полчаса, час. Льдины пошли реже. Хотел передать штурвал Сане.

— Идите оба ужинать. Я пока постою, — предложил капитан.

Анатолий медленно сходит с мостика, постукивая стоптанными сапожками, идет вдоль борта, спускается в камбуз. Сбрасывает с головы свою восьмиклинку с пуговкой наверху, приглаживает реденькие прямые волосы и сосредоточенно склоняется над столом. Кокша наливает ему супу, заговаривает с ним. Анатолий молчит. В левой руке его часто-часто подрагивает кусок черного хлеба.

Дрожит рука. Дрожит хлеб. По корпусу гулко отдаются удары. За бортом бесконечное злое шипенье, царапанье, всплески.

Короткая передышка

Когда самоходка вывернула из-за мыса и Саня увидел дымы над стоянкой судов, ему показалось, что до Тюлькино близко. Но через полчаса расстояние почти не уменьшилось. Подпора воды от плотины гидроэлектростанции здесь уже не было. Пошла коренная река. Течение стало сильней, и скорость судна уменьшилась.

Самоходка поднималась по сверкающей дорожке, зубчатой и рваной. Ее пересекали редкие льдины. Они вспыхивали на несколько секунд розовым пламенем и тут же гасли, сливаясь с мутной водой. К вечеру резко похолодало, и солнце садилось багровое, колючее.

Саня засмотрелся на широкий речной плес, над которым мелко клубился пар, на солнечную дорожку. Задумался. Куда только не забрасывает беспокойная жизнь речников. Более тысячи километров пролегло отсюда до Казани. А каких-то две недели назад он был там и ничего еще не знал ни о северном завозе, ни о Тюлькино.

Анатолий тихо заметил, что надо принять правее. Саня не сразу понял, чего от него хотят. Лишь когда на плечо легла чья-то рука, оглянулся. Рядом стоял Виктор.

— Дай-ка мне.

Саня недоуменно глянул на Анатолия.

Виктор перехватил его взгляд.

— Не бойсь… — Плавно свел руки, скрестил их на груди. — Лично я не одну навигацию здесь плоты водил. Вторым штурманом. Впереди мель-осередок, ее справа обходить надо.

Саня уступил штурвал. Первоначальная растерянность мигом прошла. Чего он удивляется? Ведь сейчас на многих судах совмещение профессий. А особенно на таких небольших. Анатолий вон тоже и механик, и судоводитель.

А Виктор, довольный, стоит у штурвала, улыбается.

— Ну вот, двести шестьдесят километров прошли. Отлично и благополучно. А нам здесь однажды не повезло. Так же шли с баржами в первый рейс и намотали на винт трос. Паводок уходит, а мы стоим. Собрал капитан всех, охотников ищет к винту нырять. Вода — огонь. Страхота. Лично я — ни за что на свете…