Ледовый рейс

Судно катится вниз. То и дело Саня поднимает левую руку к рычагу — дает сигнал — и снова бросает ее на гладкое кольцо штурвала. Тревожно, как заблудившаяся овца, ревет сирена. И знают на леспромхозовских и сплавных катерах, на лодках с подвесными моторами: надо убираться с фарватера под защиту берега — не быть бы худу. Взлетают испуганные утки. Взлетают и снова садятся впереди. Целое утиное царство.

А по берегам, на плотбищах — штабеля. В Серебрянке это уже не штабеля, а целые горы леса. Они тянутся на несколько километров, достигая десятиметровой высоты. Некоторые уже затоплены водой. Но лес не плывет, он заранее обонован — огражден плавучими бонами из бревен. Еще неделя-другая, закроют Керчевскую запань — и поползет древесная лавина по рекам и речкам.

Их здесь немало. На лоцманских картах Весляны и Камы только и видно, то слева, то справа, — устья, устья… С семисот тысяч гектаров собирает воду лесная красавица Весляна длиной в триста десять километров. Девятнадцать ее притоков пригодны для сплава древесины молем. Самые большие из них Черная — длиною сто шестьдесят и Утьва — сто двадцать километров.

А сколько еще сплавных рек впадают в Каму выше Керчево! Слева, как и Весляна, — Лупья, Леман, Пильва, Южная Кельтма с двумя крупными притоками Лопьей и Тимшером. Общая протяженность всех этих рек без малого тысяча километров. Справа в Каму впадают Уролка, Коса с притоками Лопвой и Лологом. Длина этих сплавных магистралей восемьсот километров.

За навигацию Керчевский рейд пропускает почти четыре с половиной миллиона кубометров древесины. И всю ее доставляют к запани реки бассейна Верхней Камы, протекающие по самым богатым лесом районам области.

И не только древесину сплавляют по этим рекам. Еще недавно на Весляне или Верхней Каме можно было увидеть плывущий плот. А на нем чего только нет: мычит корова, кудахчут куры, детишки сидят. А что остается делать некоторым семьям, которые за десятки километров переезжают из одного лесного поселка в другой? Сами они могут переехать на катерах, пассажирских самоходках. А скот, громоздкое имущество куда?

А в Усть-Черной, разговорившись с одним грузчиком — веслянским старожилом, Саня услышал о беспримерном проплаве. Во время Великой Отечественной войны целый механизированный лесопункт переехал с одного места в другое — из Дозовки в Булатовку. По Весляне были сплавлены контора, столовая, клуб, склады, жилые дома, все оборудование. Нет, не зря реки называют голубыми дорогами.

«Нелегко, видно, им пришлось», — думает Саня, глядя на приближающийся новый поворот. Вода идет вправо, за нависшие лесины. И влево тоже течение. Сильная струя с пенистыми пузырьками на поверхности здесь даже заметней.

Саня крутанул штурвал влево. А сам — в лоцманскую карту. Листы длинные, потрепанные, гнутся. Ветер, задувая в поднятое стекло, ворошит их — никак нужный не найдешь. Вот, кажется, этот участок…

А судно все больше и больше катится влево.

На носу Анатолий с Виктором сидят липом к рубке. Анатолий рассказывает Виктору про хитрости полноводной Весляны.

— Вот и Оленьи рога.

— Почему рога?

— Река здесь расходится на два рукава, а от них еще несколько проток — как рога ветвистые.

Виктор обернулся, посмотрел в правую протоку, увидел красно-белый перевальный знак на берегу. Глянул на нос. Что такое? Нос — все влево, влево, заправляется в несудоходную протоку. Не поверил.

— А поворот здесь какой?

Анатолий тоже повернулся. Вскочил, рукой замахал.

— Саня! Куда ты, черт тебя дери! Пра-а-а-ва! Пра-а-а-ава держи! — И со всех ног — в рубку.

Саня только-только нашел нужный лист, глянул на хитрое речное колено. А тут крик заполошный.

Руль — круто вправо. Завертел штурвал, только шестерни затрещали в рулевом приводе.

Нос судна медленно стал останавливать свой бег, замер на мгновение и пошел вправо. Э-э-э, поздно! Мыс между развилкой — вот он. Носом самоходка уже в правый рукав нацелена, а бортом ее все еще несет на затопленный лес.

Влетел Анатолий, ухватился за вентиль, закрутил что есть силы — дал самый полный ход, на какой способен старик-двигатель. Корма прошла впритирку к лесинам, захлестали зацарапали по надстройке сухие ветки…

Пронесло!

Анатолий сам встал к штурвалу. Саня достал сигареты. Долго не мог прикурить. Зажженная спичка металась в руке вверх-вниз и никак не хотела останавливаться.

А судно продолжало стремительный бег. Мелькали мимо, как штыки, нацеленные в реку верхушки подмытых половодьем деревьев.

Скатывались вниз быстро. В три часа утра еще были в Усть-Черной, а теперь позади уже осталось триста тридцать километров.

За день, пройденный с севера на юг, можно было видеть, как обволакивает землю весна. На Весляне, в верховье, на ветках затопленных кустарников — наглухо закрытые почки. Близ устья они уже позеленели. А здесь, на Каме — лопнули. Даже на березках трепещут бледные листочки.