О том, что касалось одного рокера и его потрясающей способности действовать мне на нервы. Тактично умалчивая о том, как сама же порою провоцировала его, получая от этого странное, неприемлемое удовольствие. Как, не упомянув и то, что мне до покалывания в кончиках пальцев и внизу живота нравилось наше противостояние. Пусть сводившееся порой к простым пикировкам или же очередной колкости в адрес друг друга, к перехваченному насмешливому взгляду и ехидной улыбке.
Мне. Это. Нравилось. И я не знала, что теперь с этим делать, кроме как отчаянно держать себя в руках, не давая ему подобраться ещё ближе. Что, как подозревала, не поможет от слова совсем.
Харон мой монолог выслушала, молча, медленно попивая чай из своей кружки. Вот только с каждым моим словом её глаза становились всё круглее и круглее от удивления. А к концу монолога она и вовсе чуть не пронесла кусок пирога мимо рта и закашлялась, когда я ей рассказала про стриптиз.
И про свои мысли после этого знаменательного события. Озвучив которые, я замолчала, бессознательно поглаживая большим пальцем край полупустой кружки. Невольно съёжившись в ожидании сурового вердикта не менее сурового патологоанатома.
Как только она отойдёт от некоторого шока.
К чести Женьки в себя она пришла быстро. Глянула в кружку, понюхала, подцепила пальцам чаинку и просмотрела её на свет. Даже на зуб попробовала, с самым серьёзным и задумчивым видом. И только убедившись в том, что это действительно тот чай, который она заваривала, недоверчиво на меня посмотрела, пробормотав:
- Слушай, по ходу вместо лекарства мне продали полный и бесповоротный фальсификат. Иначе, чем ещё объяснить такой шикарный приход? Не имбирь же просроченным оказался?
- Прорезалась ирония? Подняла голову ядовитая змея в твоей чёрной душе? – я иронично вскинула бровь, глядя на неё, и криво усмехнулась. – Вот тебе смешно, Харон, а мне как-то не очень. Хотя бы потому, что это… Непривычно. И неправильно.
- Это с чьей колокольни-то? – несказанно удивилась подруга, пододвигаясь поближе и отбирая у меня пустую чашку. Поставила её на стол и…
Отвесила мне подзатыльник. От всех щедрот своей доброй, необъятной души. Ещё и кулак продемонстрировала, сурово пригрозив:
- Даже не думай, отмороженная моя. Даже не думай пытаться с этим что-то сделать!
- Подзатыльник-то за что? – флегматично поинтересовалась, потирая пострадавшее место.
Рука у моего несравненного патологоанатома всегда была тяжёлой. А уж если та считала, что поступает кому-то во благо, применяя старинный метод передачи информации из поколения в поколение, то и вовсе могла устроить небольшое сотрясение мозга. При условии, что ещё есть что сотрясать.
- Подзатыльник тебе в качестве профилактики, а то мне ли не знать, что ты сейчас будешь пытаться всеми силами уйти от ощущения неправильности, - наставительно произнесла Харон, подняв палец вверх. - А значит, бедному мальчику придётся раз за разом биться головой о ту стену отчуждения, что ты между вами выстроишь! И не смотри на меня таким проникновенным взглядом. Я не твои суслики, я с отморозками имею дело намного чаще. И с отморозками, кстати, в прямом смысле этого слова.
- Я конечно, рада, что ты так переживаешь за незнакомого тебе мальчика, но…
- Эльза, чудо моё снежное… - проникновенно начала Женька, дождалась моего внимательного, хоть и несколько удивлённого взгляда и рявкнула. – А ну отставить терзаться сомнениями и марш с головой в омут любви, порока и страсти!
- На панель?
- В смысле? – опешила вышедшая на расчётную мощность Харина, явно не ожидавшая такого вопроса.
- Я говорю, в омут любви, порока и страсти – это на панель что ли? – так же спокойно переспросила, доедая последний кусок торта.
От повторного подзатыльника меня спас только телефонный звонок, настырно и неистребимо исполняющий что-то из произведений Вивальди. Не помню точно, откуда у меня вообще взялась эта мелодия…
Но играла она только, когда звонил Венька.
- Сиди здесь, - грозно приказала Женька, поднимаясь и топая в прихожую. Найдя в небольшой сумочке мой телефон, она принесла его на кухню. Держа двумя пальцами так, как будто он мог в любой момент взорваться у неё в руках.
Таким же образом мне его и протянула, с выражением вселенской скорби на бледном лице.
- Благодарю, - взяв телефон я, не глядя, ответила на вызов, прекрасно зная, кто это может быть. – Вень?
И осознала, что ошиблась по всем фронтам, когда вместо привычного язвительного голоса любимого братца, по нервам ударил другой мягкий, вкрадчивый и очень притягательный мужской голос:
- Увы, нет, но если тебе нравится это имя, то я не против, что бы ты меня так называла.
Отнеся трубку от уха, с сомнением посмотрела на незнакомый номер и, вновь прижав телефон, сухо заметила очевидный факт:
- Верещагин…
- Уже не Олежек? – притворно обиделся рокер, но тут же постарался перейти на более… Деловой тон. – Ледышка, тут без тебя ну никак не обойтись.