Ледышка или Снежная Королева для рокера (СИ)

Руки Олега крепко обнимали меня за талию, притягивая ещё ближе, а наши губы остановились в миллиметре, так и оставив поцелуй несостоявшимся. Только сбившееся напрочь дыхание перемешалось, опаляя кожу.

- Чёрт, - коротко выдохнула, не отрывая взгляда от потемневших глаз рокера. И как никогда чётко осознавая, что только что, собственными руками, собственными поступками сожгла к чёртовой матери за собой все мосты и пути к отступлению.

Я не смогу вести себя с ним как прежде. Я не смогу как прежде отгораживаться от них, этих байкеров, ледяной стеной отчуждения. Я не смогу сделать вид, что ничего этого не было…

Я боюсь. Но твою ж бога душу мать! Вернуться к тому, что было до того, как я пришла в «Максимус» у меня просто не получится! И не потому, что придётся отдалиться от ставших мне неожиданно близкими людей…

А потому, что я не хочу этого делать.

Верещагин же, словно издеваясь, медленно прошёлся ладонями по моей спине, задержавшись на вышивке на безрукавке и, склонившись ниже, тихо шепнул, обжигая ухо своим дыханием:

- Долг – Семье, Душа – Клубу, Сердце – Мессиру. Ты моя, Ледышка… Что бы не говорила.

- Мечтать не вредно, Верещагин, - нервно усмехнувшись, я хлопнула его по рукам, вынуждая отпустить меня. И отступив на шаг назад, обернулась и склонилась в шутовском поклоне, протянув в протянутый ведущим микрофон. – Добро пожаловать в страшную сказку…

- Наслаждайтесь нашим ужасным гостеприимством, - подхватил Олег, склоняя голову в приветственном поклоне.

Буря аплодисментов завершилась погасшим на пару минут светом. А когда он вспыхнул вновь, рядом со мной уже никого не было…

Да и я пробиралась всеми возможными окольными путями как можно дальше от сцены, танцпола и радостной толпы. В груди бушевала буря, в голове творился полный сумбур и всё, что я могла это только вежливо улыбаться в ответ на восхищённый свист, сомнительные комплименты и попытки схватить меня в охапку, дабы я присоединилась к чьему-то столу. Ровно до того момента, пока не оказалась в тишине и полумраке собственного кабинета.

Там я выдохнула, закрыв глаза и стукнувшись затылком об стену, к которой прислонилась спиной. И тихо застонала, обхватив голову руками:

- Ну и что ты творишь, а, Эльза?! Какого ж… Какого демона ты творишь?! И…

Тут я замолчала, разглядывая рисунок на коже и неосознанно водя пальцами по контуру смазанной снежинки на запястье, что так не давало покое одному настырному брюнету. И прикрыв глаза, судорожно сглотнула, глухо произнесла, вновь откинув голову назад:

- И почему тебе это нравится? Настолько, что нет никакого желания всё прекращать?

Усмехнулась, едва заметно покачав головой. Харон сама того не подозревая, а может и прекрасно зная об этом, заставила меня сомневаться в решении никого к себе не подпускать. Она же, своей святой уверенностью в том, что мы с Олегом друг к другу подходим, вынудила подсознательно желать узнать, каково это, когда тебя любят, когда есть человек, который готов ради тебя на всё.

Который невыносим, невозможен, ехиден, таинственен и непредсказуем. Который достаёт меня своим навязчивым вниманием, обожаем выводить меня из себя и, кажется…

Кажется, поставил себе целью пробить мою ледяную стену. И с успехом движется вперёд, не обращая внимания на незначительные помехи на своём пути, в виде моего сопротивления и нежелания.

Уже почти номинального сопротивления и уже не такого и нежелания. И что с этим делать я не имею ни малейшего представления. Разве что…

Поднявшись, я подошла к столу и вытащила телефон из кармана пиджака. Надя нужный номер, набрала его, совершенно е обращая внимания на то, сколько уже времени и какой маршрут мне укажут на этот раз. Ничего, учитывая, кто именно так агитировал меня на то, что бы дать шанс Верещагину…

Ничего с Харон не случится, если пару минут она побудет громоотводом, пока я не отойду или не найду более подходящую жертву. Потому как если я сейчас вновь наткнусь на Верещагина, далеко не факт, что мы обменяемся только ехидными комментариями, а не найдём куда более интересный способ скинуть лишнюю агрессию и энергию!

***

Если бы улыбкой можно было бы осветить город, то Верещагин вполне мог бы конкурировать с местной электростанцией. Его лучащаяся довольством физиономия нервировала коллег, пугала посетителей и настораживало друзей.

О чём ему и сообщили, когда он рухнул на диван, добравшись до вип-кабинета, занятого Харлеем и его бандой. Рыжий байкер оглядел широкую улыбку на лице товарища, скривился и поинтересовался:

- Лимон дать? А то больно рожа у тебя довольная, Шарапов. И эта самая рожа уже минут так пять приводит в жуть и трепет окружающих.

- У меня что, не может быть хорошего настроения? – деланно удивился Олег, принимая рюмку коньяка и утаскивая с тарелки дольку лимона.

- У тебя? – скептично хмыкнул Алёхин, мрачно разглядывая собственную порцию алкоголя.  – Ты в последние несколько недель до нервного тика только Эльзу довести не сумел и то, потому что с ней наедине не оставался. Так что, сам понимаешь… Твоё счастливое до безобразие лицо вызывает искренние сомнения в твоей адекватности.